Конечно, Тара понимала, что двое детей, которых она родила ещё в Эфиопии до иммиграции, несколько неудачных романов и работа официанткой в кафе – не лучшее «приданное» для свиданий с врачом – коренным израильтянином. Но, доктор ей очень нравился, к тому же у неё уже давно ни с кем ничего не было. Тара отчётливо понимала, что, если он только захочет, она будет согласна даже на непродолжительные романтические отношения с молодым человеком без обещания перспектив. Последнее время молодой женщине очень не хватало в жизни праздника. Во всех смыслах. А значит, надо устраивать его себе самой. Небольшое рандеву с доктором подходило для этого идеально.
После обеденного перерыва на работе Тара снова вспомнила о предстоящем сегодня вечернем свидании, и настроение опять улучшилось. Она допила кофе в комнате для сотрудников, посмотрела в зеркало, понравилась самой себе, улыбнулась, поправила причёску и направилась в зал.
Она заметила, как в кафе зашла молодая влюблённая пара. Они сели у окна, начали весело болтать и заказали у неё кофе с пирожными.
«Интересное сочетание: красивая яркая блондинка и ничем не примечательный, разве что серьёзным умным взглядом, молодой человек», – подумала Тара.
И тут на пороге появился этот странный арабский парень в длинной не по погоде куртке…
Максим Полянский никогда не пользовался успехом у девушек, хотя и был одним из лучших студентов исторического факультета Тель-Авивского университета. Но, как говорится, учёба – одно, а девушки – совсем другое.
Макс приехал в Израиль по еврейской иммиграции с родителями двенадцать лет назад из России в возрасте десяти лет. Абсорбция родителей проходила трудно. Они чувствовали себя в новой стране не совсем комфортно, язык не шёл, они не могли долгое время устроиться работать по специальности, трудились, кем придётся, лишь бы заработать. Особенно тяжело пришлось отцу – в прошлом известному в Красноярске архитектору. Он с трудом переносил свою профессиональную невостребованность и от его неустроенности, сложностей с языком и хронических депрессий страдала вся семья. Даже по прошествии нескольких лет родители Макса так и смогли по-настоящему адаптироваться в стране. Они часто ссорились, обвиняли друг друга во всех грехах и в конце концов решили расстаться, чтобы не разрушить остатки взаимного уважения и приятных воспоминаний былой молодости. Макса эта ситуация сильно напрягала, ему было жаль родителей. Он видел их разочарование и недовольство своим решением иммигрировать, но и возвращаться уже было некуда. Там, в России, все мосты были сожжены, всё распродано, да и родственников никого не осталось. Разве что могилы на еврейском кладбище. Зато сам себе Макс казался настоящим израильтянином. У него не существовало ни языковых, ни ментальных проблем. И, хотя у молодого человека не было той безграничной внутренней свободы с налётом лёгкого пофигизма, которая есть у родившихся на этой земле сверстников и которая его нередко раздражала, тем ни менее в Израиле он чувствовал себя дома. Порой молодой человек испытывал лёгкий дискомфорт от того, что иногда его всё ещё воспринимают как «русского». Но, парень был достаточно умён и самодостаточен, чтобы уметь чувствовать себя выше подобных стандартных предубеждений.