Аврора открыла глаза. Белые стены, белые своды. Люди в белом. Цветы и мягкие игрушки возле ее постели. Незнакомцы, окружившие ее кровать. Они что-то говорят ей, но она не понимает их.
– У нее сильный шок. Серьезная черепно-мозговая травма. Возможно, она не станет прежней. Ей требуется серьезный курс реабилитации. Вполне возможно, она не сможет ходить. Вы уверены, что готовы взять на себя такую ответственность?
Какая-то женщина складывает руки на груди, словно для молитвы, и произносит преисполненным трагизма голосом:
– Конечно, ведь мы ее семья.
Рядом с ней стоит мужчина. Он положил руки на ее плечи и кивает головой в такт ее словам. Я больше не желаю слышать эти незнакомые голоса, видеть эти чужие лица. Это тело не мое. Я хочу вырваться из него, но оно не пускает. Оно слишком тяжелое. Оно не дает мне вздохнуть.
– Сколько Вам лет?
– Если верить документам, тридцать два. Вас устроит такой ответ? – Аврора подняла глаза и внимательно посмотрела на Адель. Та, не выдержав этот тяжелый, направленный на нее взгляд, уткнулась в свой блокнот.
– У Вас сохранились заключения врачей о состоянии Вашего здоровья после аварии? Результаты обследований? Диагнозы?
– Рождение.
– Что, простите?
– Рождение. Рождение стирает память. Если Вы об этом… Мы не помним, что было с нами до рождения. А ведь там было много того, что и теперь влияет на нашу жизнь. В первые дни новой земной жизни мы еще помним отрывки из прошлой жизни, но затем воспоминания сменяются новыми впечатлениями. И мы все забываем.
Аврора взяла лист бумаги и с увлечением принялась рисовать. Адель внимательно следила за движением ее руки. Из всех имевшихся карандашей девушка использовала только простой, но делала это настолько ловко, и рисунки ее получались настолько реалистичными, что Адель спросила:
– Вы художник?
– Нет.
– Вы неплохо рисуете.
– Да.
Могла бы сказать «спасибо», – подумала Адель, но промолчала.
«Над этими рисунками работает человек с хорошо поставленной рукой, – заключила она. – А это значит, что показатели эмоционального состояния – сила нажима на карандаш, характер линий – не могут трактоваться верно, поскольку исключительно техничны». Однако рисунки в целом – их композиция, сюжет, особенности изображения различных объектов – заинтересовали Адель. Самым поразительным показалось ей то, что все рисунки Авроры – а этот был далеко не первый – получались абсолютно одинаковыми, вплоть до мелочей, как будто их распечатали на копировальном аппарате: темный силуэт мужчины, лицо не прорисовано, обозначены только глаза – две большие черные точки, полностью заштрихованные черным цветом, с особым нажимом. «Это ее страхи», – констатировала Адель.