Такие поступки пронизаны чувствами, преисполнены желаниями и влекут разнообразные последствия. И множество жизней, словно воды горной реки после весенних дождей, разбиваются о каменные пороги наступивших последствий, и лишь затем продолжают свой путь, чтобы снова и снова умирать на камнях и воскресать там, где покой и тишина нисходят на речные берега. Не скорость течения определяет судьбу, а серые камни, притаившиеся в воде. И совершенно неважно, как их называют люди – верой или знанием, черной или белой полосой, роковым стечением обстоятельств, совпадением, судьбой или Божьей волей. Важно, что не Он разбрасывает камни и не Ему собирать их…
Только от нашего выбора зависит, на каких камнях, где и когда мы разобъемся. Человек ощущает, как его душа управляет телом и руководит поступками, но он с трудом принимает ее руководство, а чаще всего просто отвергает ее устремления. Наша душа – это лодка, несущая нас по горной реке, полной опасностей, а наша вера – это весло, данное нам во спасение. Но мы с завидным упрямством, даже с радостью, падаем за борт, не обращая внимания на отсутствие спасательного жилета, и лишь ударяясь об острые камни, испытывая боль, понимаем, сколь опрометчиво поступили.
Человек с трудом воспринимает то знание, которым владеет его сердце. Только сердце знает, что Бог есть, и мы либо слышим его, либо нет. В любой ситуации разум способен заглушить голос сердца и в любом человеке сердце может превратиться лишь в машину – насос, качающий кровь, не способный довести до мозга известную ему истину. Но способность отрицать Бога принадлежит только разуму. Наш рационализм забывает о способности нашей души знать истину, ибо отрицает интуицию или инстинкт, как отрицает существование того, что мы не можем объяснить. Вот только, заглянув в самый глубокий омут своей души, положа руку на сердце, задайте себе вопрос: «Что оно знает?», и дождитесь ответа – каким бы он ни был.
Мое сердце однажды ответило, но к ответу меня привели боль и смерть. Они освободили сердце от кусков плоти и его обнаженное тело было брошено в пасти голодным псам, чьи оскаленные морды долго снились мне по ночам. Мое сердце ответило и это знание привело не к желанию убивать и разрушать, даже во имя справедливости, а к желанию покоя и одиночества. Милорд был угрозой существования этого мира, но разве он обнажил меч или приставил кинжал к моей груди?