– Да, – закивал он. – Кустодиев очень нравится. Можно сказать, мой любимый художник.
– Мне тоже нравится, – согласилась Прасковья. – У нас дома есть здоровенный альбом Кустодиева: выпускники маме подарили. Очень похоже на мою родину. У нас там сохранился кремль. И это не просто памятник – он живой, там люди живут. И я живу в самом центре, почти в кремле. А сзади у нас река. Может, съездим когда-нибудь.
– Конечно! – обрадовался Богдан.
– Вот зацветёт сирень… – неопределённо пообещала Прасковья.
Потом Богдан быстро и изумительно опрятно убрал со стола и расставил белые кружки на паллете – журнальном столике. Чай был прекрасен, хотя это был именно чай и больше ничего, безо всяких отдушек. Рыжий и ароматный. И свежайшая белёвская пастила.
– Нравится? – спросил Богдан. – Этот чай мне подарил мой друг сингалец, прямиком со Шри-Ланки. Я люблю хороший чай.
– Сингалец – это кто? – удивилась Прасковья.
– Цейлонец по-старому. А язык их называется сингальским. А остров – Шри-Ланка.
– Шри-Ланку знаю. А что он тут делал?
– Учился. Затем уехал к себе и потом вернулся. С мешком чая. Хочешь тебе отсыплю, будешь заваривать в общаге. – Богдан уже вытащил из шкафа целую наволочку чая. Узоры на ткани были красивые и затейливые, наподобие мандал, которые иногда раскрашивает тётя Зина; говорит, помогает от нервов. Хотя с чего, казалось бы, нервничать пенсионерке?
– Нет, не надо, у нас всё вкусное мигом растаскивают. Ты не жил в общаге, не знаешь тамошних нравов.
– Ну, не совсем не жил… – возразил Богдан, но тему эту не продолжил.
За чаем Прасковья рассказала о своих хождениях за работой.
– И всё – пустые хлопоты, – заключила она, попирая Ринину базовую мудрость: никогда не говорить плохого о себе, а всегда представлять себя успешницей и победительницей. Но Богдану хотелось сказать правду, и она сказала:
– Никому мы ни на фиг не нужны.
– Не говори так, – серьёзно произнёс Богдан и впервые за всё время знакомства взял её за руку. – Ты мне нужна. Очень нужна. Ты даже не представляешь, как нужна. Выйдешь за меня замуж? – Он стиснул её руку. – Я тебя очень, очень люблю и всё, что смогу – сделаю, чтобы тебе было хорошо. – Он глядел на неё испуганно и умоляюще, что совсем на вязалось с его всегда уверенно-весёлой манерой.
Прасковья застыла. Она была ошеломлена. Она ожидала чего угодно, но не формального предложения руки и сердца в стиле старинного романа.