– Племянником таки приходится… С Будапешта…, – опустил голову дантист, – Дальнюю комнату у меня снимает третий год… Да только в отъезде он не одну неделю как?
– Метнитесь… Переройте всё…, – Дрын наганом указал Щербе и Мыте повторно осмотреть апартаменты.
Сообщники ушли, из глубин квартиры послышалось, как выбили дверь. Авдей подошёл к «дочери» Райхеля, приставил ствол нагана к её голове и взвёл курок:
– Нам, дантист, торопиться некуды. Либо весь прибыток выкладываешь на стол, либо считаю до трёх и… Раз!
– Всё отдал… Без утайки сообщаю: всё, что есть, отдал! – запричитал Райхель.
– Обернись, гад! – прикрикнул Дрын, – Подсвешники серебряные, художества, обстановочка чего стоит, а на кон три гроша да полтора шиша? Два!
– Не сносить мне головы – всё отдал! – взмолился Гади.
– И тебе не сносить, а во-первыя дочке твоей…
Дрын цыкнул, раздался выстрел, служанка упала. Меир завопила и забилась в угол с сыном, закрывая ему глаза. На выстрел прибежали Щерба с Мытой с саквояжем. Гад оторопел на секунду, и тут же заметался по гостиной. Из какого-то дальнего ящика достал ключ, откинул жардиньерку с цветочным горшком, под которой оказался потайной затвор в подпольное пространство. Открыв, достал небольшой сундучок и водрузил его на стол, откинул крышку. В сундуке было три пузатеньких кошеля с золотыми монетами, женские украшения, ассигнации и какие-то акции паевого участия.
– Это всё, что есть…, – обречённо выдавил Райхель.
– Теперь верю! – победно сообщил Дрын и подтолкнул ногой прислужницу, – Встань, вижу жа, что очнулась! Папаша твой скупердяй, а не хитрее хитрости оказался…
Испуганная прислужница, еле слышно хныкая, встала на ноги, Меир обняла её как родную.
***
Холодный кабинет комиссара. Зоя копошится с бумагами, Чадаев подкладывает чурки, растапливая «голландку». Оба пока одетые, но расстёгнутые. Начинается рабочая неделя.
– Как стынет помещение всего за день отсутствия… Руки холодеют, чего не тронь…, – сетует Зоя, отставляет чернильницу и дует на руки, согревая.
– Сейчас быстро согреемся…, – Чадаев двинул стул ближе к топке и перенёс на него свою и Зоину чернильницы.
Открылась дверь, Михей с Тусей вносят в кабинет добротно сколоченную скамью на три посадочных места.
– Здоровьица вам! – озорно поприветствовала Туся.
– И вам не сту́житься…, – замерев, кивнула Зоя.