«Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?»
От искажённого, трещащего голоса ушедшей эпохи у Шизы всегда сводило скулы и чувство личного вкуса. Он морщился, быстро черкая записку для Оли в блокноте и оставляя его раскрытым на кровати, – на запись голосовухи или видоса времени не было, Оля так сразу в телефон посмотреть может и не догадаться, хорошо бы эта затея вообще сейчас сработала, ведь действовать нужно быстро, что Шизу очень, мягко говоря, нервировало. Придурок, сука, Дипломат, герой гребаный. Духи Шизу сейчас тоже бесили – после них он пах, как институтка, как выражалась Оля, но все равно с остервенением втирал в кожу на запястьях, а после вдыхал глубоко, словно собирался нырнуть на большую глубину.
«И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная
Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма…»
– Как м-меня это все зад-д-драло, – произнес Шиза, завершив манипуляции с духами, и, взявшись обеими руками за шкаф, со всей силы приложился об него лбом.
Глава 10. Кусок жизни, когда все покатилось к известной матери
Хром ожидаемо заболел – начал еще тем вечером, когда приперся Зарецкий, продолжил в подвале, когда перемерз, потом его дожали догонялки в шубе нараспашку и валяние с Шизой на снегу, но самый приход случился со снежного «ответа пиявки», после которого его пробрало холодом до печенок, будто от поцелуя мертвеца. Плюс ко всему – полтора километра по обочине пешком, пока не появилась попутка. Мужик на «калине», видимо, очень хотел узнать, откуда у него такой не популярный на районе прикид, но бумажная деньга, сразу брошенная на панель перед мордой водилы, а также разукрашенное и хмурое лицо обеспечили Хрому спокойную поездку почти до самого дома. В подъезд он проскочил крадучись, боясь напороться на позднюю бабу-сраку или собачника-соседа, узрей они его в таком виде, утром бы знал весь двор, что Хромов из шестьдесят девятой квартиры точно сутенер – мало что разных людей у себя принимает, так еще и ходит в розовом и леопардах.
Дома Хром, как после тяжелой пьянки, засунул все размышления и впечатления подальше: поздоровался с буфетом и ковром, потом сразу скинул шубу на диван, взял домашние шмотки и закрылся в ванной на час или больше, отмокать в горячей воде. После нее наконец нажарил картошки с размороженными в микроволновке опятами, сожрал разом всю сковородку, залил крепким сладким чаем и наболтал в стакане отдельно порошок «от соплей», которые у него лились уже не прекращая. Когда он вошел в комнату, шуба на диване не валялась, как ее бросили, а будто сидела, сложив рукава на груди.