Однако даже я, будучи последней деревенщиной и недалёким колхозником, как в шутку называла меня моя жена, ощутил некое волнение перед древними старинными городскими домами и мрачными деревьями многовекового парка, когда вышел из дверей своего нового маленького деревянного жилища, в который только что заселился. Я взглянул на дома из почерневшего, местами обвалившегося и поросшего мхом красного кирпича, на их во многих случаях тёмные, наверняка, уже несколько сотен лет не знающие света окна и на всю улицу Старых производственников, медленно и как будто лениво убегающую вдаль и скрывавшуюся за поворотом в том месте, где чернела заброшенная громада некогда великолепного и ослепительного дворца культуры имени Владимира Ильича Ленина. Странно, но именно в тот самый момент я, наконец, осознал, куда попал и где оказался. Возможно, я бы забежал обратно в дом и стал бы судорожно упаковывать вещи в свой чемодан, желая всё переиграть и убраться отсюда, но всё уже было решено и сделано. В конечно счёте, я сам по воле какого-то злого рока уговаривал жену поселиться именно здесь, в этом доме.
Она всегда хотела перебраться из деревни в город, и вот я уступил ей, собрав все свои пожитки и оставив свою малую родину и могилы праотцев, и перебрался сюда – в Йоханнесфельд. Скопленных денег у нас было мало, мне ещё предстояло найти работу, поэтому, как ни была против переселения на северную окраину этого города в один из самых неблагополучных его районов, моя жена, всё же ей пришлось уступить. Иных вариантов на то время у нас не существовало.
Йоханнесфельд – портовый город. Река Иййоки делит его пополам, и этим двум половинкам не дают развалиться три соединяющих их моста: Привокзальный, Южный и Портовый. Пассажирский речной вокзал располагается в старой части Йоханнесфельда в его историческом центре, а грузовой порт, принимающий и отправляющий крупногабаритные товары, южнее по течению Иййоки.
Туда меня и приняли. Я – высокий плотно сложенный юноша всегда отличался недюжинной силой, поэтому легко нашёл там себе работу. Я не стесняюсь любого труда: грузчик, дворник, разнорабочий – мне безразлично. Я с уважением отношусь к любому занятию и всегда стараюсь выполнять свои обязанности усердно и в срок.
Ещё в сельской глуши, где я прожил первые двадцать пять лет своей жизни, я привязался к воде. Реки, озёра, любые водоёмы давно имели надо мной какую-то необъяснимую власть, поэтому то, что первым делом я направился в здешний порт, не оказалось случайностью. Несмотря на ветхость его доков, помостов, гнилье и смердящую вонь развалившихся и местами затопленных дебаркадеров, мне сразу понравилась дурманяще спокойная и чистая гладь местной реки, это таинственное молчание и фантастическое умиротворение.