Можно сказать, тетя Надя была холодным немногословным прагматиком. Откровенной злобности она никогда не выказывала, но многочисленные ее запреты и жесткие, не всегда понятные с точки зрения логики правила жизни нередко приводили Петю в уныние, заставляли замыкаться. Тетя в принципе не терпела возражений, и если Петя с чем-то был не согласен, безапелляционно называла это проявлением «духа противоречия». Постоянно делала замечания вроде: «не сутулься», «не моргай», «не шмыгай носом», «смотри в глаза, когда я с тобой разговариваю». Частенько Петя не выдерживал эмоционального прессинга и просто сбегал в какой-то укромный закуток, где со слезами думал о маме и папе. И каким бы прекрасным ни было лето, он возвращался к бабушке и сестре с чувствами вышедшего на свободу узника.
Второй класс запомнился Пете сложным переломом ноги после чьей-то коварной подножки на перемене – подобные «шутки» были тогда рядовым явлением, случались и похлеще. Разумеется, никто и не думал искать виновника. «Надо под ноги смотреть», – вот и все, что сказала врачиха в школьном медпункте. Поначалу она даже не стала осматривать Петю: «Обычный ушиб. Ходить можешь?» Но Петя не мог даже стоять, тогда послали кого-то за родственниками, прибежал дядя Коля и отвез Петю на санках в больницу. Там обнаружилось, что у Пети перелом, да не простой, а двойной и со смещением. В результате он два месяца просидел дома, но учебный год все равно закончил круглым отличником. Хотя порой ему приходило в голову, что учителя ставят пятерки скорее из снисхождения и жалости к сироте. Впрочем, учился он по-прежнему старательно и с удовольствием.
В течение года Петя трижды побывал у дяди с тетей, дядя Вася заезжал за ним на машине. Один раз с ними поехала и бабушка, это было на день рождения дяди. Сестра неизменно отказывалась, в довольно резкой форме – дядя только вздыхал. В гостях всегда было шикарное угощение, дядя Вася играл на мандолине, которой владел виртуозно: до революции он некоторое время был участником знаменитого оркестра Василия Андреева. Тетя никаких замечаний Пете не делала: хоть и не было за что, но при дяде он мог хоть на голове стоять. Впрочем, и нежностей, как всегда, не проявляла.
В начале зимы неожиданно разразилась советско-финская война, продлившаяся чуть больше трех месяцев. По радио вторжение в соседнюю страну преподносилось как «поход для освобождения финских пролетариев от капиталистического гнета», без конца транслировались песни вроде «Принимай нас, Суоми-красавица». Сообщалось о громких победах Красной армии, хотя потери советских войск почти в десять раз превышали потери противника, существенно уступавшего в военной мощи. Дядя Вася объяснял, что эта война необходима, потому что если не отодвинуть финскую границу, в случае более серьезной войны расположенный в тридцати километрах от Финляндии Ленинград окажется в зоне досягаемости вражеской артиллерии. Война закончилась к середине марта сорокового. Граница, как и планировалось, была отодвинута на девяносто километров, а о том, какой ценой это далось, говорить было не принято.