Я произнес эту речь в изысканной манере трубадура, которая, должно быть, поразила прекрасную египтянку.
Она посмотрела на меня с выражением глубочайшей благодарности, и ее глаза засветились голубоватыми огоньками.
Она взяла свою ногу, которая на этот раз подчинилась, и, как женщина, собирающаяся надеть туфли, с большой ловкостью приладила ступню к ноге.
Закончив эту операцию, она сделала несколько шагов по комнате, как бы желая убедиться, что на самом деле она больше не хромает.
– Ах, как счастлив будет мой отец, тот, кто был так несчастен из-за моего увечья – тот, кто со дня моего рождения заставил целую нацию работать, чтобы выдолбить такую глубокую могилу, чтобы он мог сохранить меня нетронутой до того высшего последнего дня, когда души должны быть взвешены на весах Аменти! Пойдем со мной к моему отцу, он будет счастлив принять тебя, потому что ты вернул мне мою ногу.
Я нашел это предложение вполне естественным. Я нарядился в халат огромного размера, который придавал мне чрезвычайно царственный вид, я поспешно надел пару турецких тапочек и сказал принцессе Хермонтис, что готов следовать за ней.
Прежде чем отправиться в путь, Хермонтис сняла со своего ожерелья маленькое изображение из зеленой пасты и положила его на разбросанные по столу бумаги.
– Это не более чем правильно, – сказала она с улыбкой, – что я должна заменить ваше пресс-папье.
Она протянула мне свою руку, которая была мягкой и прохладной, как кожа змеи, и мы ушли.
Какое-то время мы мчались со скоростью стрелы сквозь туманное пространство, в котором справа и слева от нас мелькали почти неразличимые силуэты.
На мгновение мы не увидели ничего, кроме моря и неба.
Через несколько минут на фоне горизонта появились высокие обелиски, колонны, наклонные очертания сфинкса.
Мы уже прибыли.
Принцесса провела меня к склону горы из красного гранита, в которой было отверстие, настолько низкое и узкое, что, если бы оно не было отмечено двумя монолитами, покрытыми причудливой резьбой, его было бы трудно отличить от трещин в скале.
Хермонтис зажгла факел и пошла впереди.
Коридоры были вырублены в живой скале. Стены с панелями, покрытыми иероглифами и изображениями аллегорических процессий, должно быть, были делом тысяч рук на протяжении тысячелетий; коридоры бесконечной длины заканчивались квадратными комнатами, в середине которых были устроены ямы, в которые мы спускались с помощью кошек или винтовых лестниц. Эти ямы вели нас в другие комнаты, из которых открывались другие коридоры, украшенные в той же причудливой манере ястребами-перепелятниками, змеями, свернувшимися кольцами, символическими тау, педумами и барисами, удивительными произведениями, которые никогда не должен видеть ни один живой глаз, бесконечными легендами в граните, которые знают только мертвые.