Глеб заглянул в комнату и ужаснулся, но все целы, не считая растения, так что он быстро успокоился. Он обнимал сына, пока я, намотав по несколько тряпок на руки возилась с цветком. Мы засунули пахиподиум в пакеты вместе с горшком, уколовшись не единожды. К тому же растение довольно ядовитое, если его сок попадет на слизистые раны или не дай бог внутрь, то хорошего мало, в перечне слепота, столбняк, нервно-паралитическое действие, остановка сердца.
Мы оставили пакеты на лестничной клетке, скатали ковер, который решили отнести в химчистку, Глеб с Митей ушли в нашу комнату, пока я драила пол и подоконник на всякий случай, открыв окно для проветривания. Я протирала стену, а сама думала, почему он так смотрел на цветок? Он знал, он же знал?! Не уверена, но со стороны это выглядело именно так.
Около десяти я пошла укладывать Митю, предварительно искупав. Хотела просто выключить свет без вечернего чтения, но он попросил, и я не смогла устоять. Он устроился рядом со мной и внимательно слушал, перебивая, если ему было что-то не понятно, совсем как раньше. Задавал кучу вопросов, и снова стало казаться, что все нормально. Он усыплял мою бдительность, и у него это хорошо получалось. Мы закончили читать небольшую книгу, и он побежал к шкафу, чтобы выбрать следующую.
Я не удивилась, когда он принес «Три веселых зайца», детям нравится читать несколько раз одну и ту же историю, но, когда Митя стал задавать вопросы, мне стало не по себе. Я остановилась, во рту пересохло, сердце забилось, если каждый раз рядом с ребенком я буду испытывать стресс, то скоро мне понадобится врач.
– Мы же читали эту книгу, – осторожно начала я.
– Не помню, – лишь пожал плечами Митя.
– Но как же? Это было всего два три назад! Тебе же понравилось.
– Давай еще раз почитаем.
– Как зовут этого зайца? – решила я проэкзаменовать ребенка.
– Зайчик.
– Имя его как? – наверное, я не могла ориентироваться на память ребенка, которому не было трех лет, но я была уверена, что забыть всю книгу он просто не мог.
Митя так и не ответил, я начала читать, но чем дальше читала, тем больше убеждалась: этот мальчик слушал истории впервые. Возможно, другая мать на моем месте не обратила бы внимание на подобные мелочи, но только не я. Мне стало нехорошо, я закрыла книгу.
Вы бы никогда не заметили, что с ним что-то не так, он был как настоящий. И это не последствия тех белых таблеток, что я принимаю трижды в день, дабы избежать истерии и депрессии, нет. Передо мной был кто-то другой, выглядящий так же, а может, это и не было человеком. Заявляю это, находясь в трезвом уме и твердой памяти, но поняла, что не могу называть его Митей. Я решила, что это предательство по отношению к моему любимому мальчику, словно я пыталась его заменить любым другим.