………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………
Вот что некогда писал замечательный русский критик, этот «русский европеец», как говорили о нём, С. К. Маковский.
Его критическая проза ― это очень сильная, очень смелая, свободолюбивая и талантливая проза. Искренне любя, зная изнутри проблемы русской реалистической школы живописи, этот критик о многом догадывался, но ещё больше знал о предмете, которого мы коснулись выше.
Вот что он писал о Репине, в частности о репинском натурализме.
«…Натурализм, чисто русское пристрастие к обнажённой, грубой правде, одухотворённое у Сурикова мистическим проникновением в народную душу, Репин бессознательно возвёл в абсолютный принцип.
Отсюда его сила и его слабость. Натурализм Репина, достигающий иногда гениальной мощи, подчёркивает главный недостаток его произведений, характерный для стольких русских художников: отсутствие благородства, вкуса, некультурность художественной концепции. Репин видит, но не воображает».
Я бы только сказал с существенной оговоркой: почти не воображает, ибо совсем уж умеет только видеть и не умеет воображать фотоаппарат.
А вот уж совсем пространная цитата из той же статьи С. Маковского: «У всякого художника ― свои глаза, своя зоркость. Зоркость Репина-портретиста в том, что он умеет подметить сразу, по первому же взгляду на человека характерные, ему одному свойственные неотъемлемые черты его телесной физиономии, его физической личности, черты, в которых так много животно-уродливого, говорящие об инстинктах, привычках общественной среды. Но он не видит дальше, не видит духовного, нравственного человека, не видит, что в тех же чертах отражается жизнь более скрытая и глубокая, чем наша душевно-телесная жизнь: тайные глубины страсти, вдохновения, совести, поэзии мысли, мистика чувств. Несколькими обнаженно-небрежными штрихами он определяет линию лба, изгиб носа, движение плеч, взгляд, бессознательную усмешку, морщину, подробность, мелочь ― и перед нами весь человек, человек во всём своём типическом несовершенстве, но не тот человек, который созерцает, мыслит, верит, овеянный сумраком своего «Я», а тот, который ест, спит, двигается, болеет и наслаждается, ― животный двойник человека, призванный к самостоятельному бытию волей беспощадного наблюдения.