– Бут, можно вопрос? – осторожно любопытствует Кая, накручивая длинный локон на палец и таким образом отвлекая его внимание от своего лица, чтобы не дать моментально считать ее истинные эмоции.
– Спрашивай, – без заминки соглашается батлер.
– Могу я поговорить с тем, кто руководит этим вашим Ульем? Обещаю, что буду вести себя примерно и уважительно, – на одном дыхании выпаливает Кая.
– Зачем? – он не выглядит удивленным или раздраженным ее самонадеянной смелостью. Разве что самую малость разочарованным, но это не смертельно.
– Вдруг мне удастся с ним договориться…
– Кая, я же объяснил – отсюда нельзя уйти.
– Возможно мне удастся его убедить, – она упорно стоит на своем.
– Каким образом? Предложишь денег? Думаешь, у твоего отца достаточно средств, чтобы выкупить тебя? – ледяной скепсис в мужском голосе задевает ее за живое.
– Он отдаст все, что у него есть, – горячо заверяет Кая.
– И все равно этого будет недостаточно, – отрезает Бут, глядя на нее чуть ли не с жалостью. – С чего ты вообще решила, что корпорацией управляет мужчина? По пчелиным законам во главе улья стоит королева.
– Хочешь сказать… – удивлённо бормочет Кая. – Невозможно, – недоверчиво тряхнув головой, она переводит взгляд на бирюзовый горизонт. – Ты с ней знаком?
– Разумеется. Я нахожусь у Медеи в прямом подчинении.
– Медея… – задумчиво повторяет Кая, словно пробуя имя на вкус, и оно отдает смертельным ядом, а отнюдь не медовой сладостью. Вслух она говорит совсем другое: – Идеальное имя для царицы пчел. Так ты передашь ей мою просьбу? – резко повернув голову, девушка снова смотрит в мерцающие недобрым светом голубые глаза. Черт… она его разозлила, перешагнула черту, выдала себя с головой, облажалась.
– Я подумаю, что можно сделать. Мне жаль, что ты так ничего и не поняла… – Его голос звучит странно, будто постепенно удаляясь, но он здесь, рядом и никуда не уходит…
Веки девушки внезапно тяжелеют, свет кажется слишком интенсивным, до вспышек и рези в глазах, словно кто-то вдруг прибавил яркость всем оттенкам цвета. Ощущение невесомости и затягивающей эйфории возвращается, постепенно заползая в сознание, убирая все лишнее, стирая страх и боль. Окружающий мир теряет четкость, сужается, размазываясь, как клякса от воды на полотне художника. Бут все-таки что-то подсыпал в еду. Он изначально знал, что их разговор закончится именно так, просчитав ее реакции на десять шагов вперед.