Миллионер из Азии - страница 2

Шрифт
Интервал


После смерти матери некоторое время братья жили вместе у одной из ее сестер. Тетя настояла на переезде Парвиза и Изата в ее дом. У родственников парни не чувствовали себя чужими. Позже братья съехали от тети и начали самостоятельную жизнь в родном доме, где прошло их детство. Их родные, дяди и тети, знали, что такое боль утраты родителей до срока, поэтому с чуткой заботой часто навещали мальчиков, глубоко переживая за них.

Несчастье научило братьев быть взрослыми. Изат устроился на стройку и приходил домой поздно. Уставший, он тихо умывался, быстро ужинал и неслышно ложился в свою кровать. Парвиз, дождавшись брата, приподнимался на локте в своей постели, и они начинали разговаривать. Старший брат рассказывал, как проходил его день на объекте, что слышно по поводу оппозиции, сколько денег за текущий месяц ему обещали выплатить. Парвиз слушал, отвечал брату тем же ― говорил, какие темы он проходит в школе, с кем дружит и о чем мечтает.

Они всегда были друг с другом искренни, не ссорились и не дрались даже в детстве, ничего друг от друга не утаивали. Их старшая сестра, Лола, также часто навещала мальчиков. Сама она не могла полностью посвятить себя им: вышла замуж незадолго до смерти мамы.

И оба, хоть и не обсуждали это, понимали: им важно расти самостоятельно, вчерашние дети должны были решать задачи судьбы, чтобы в столь юном возрасте начать становиться мужчинами, ― таков был вызов, принять который стало делом чести для обоих.

* * *

Техникум уже показал свои бледно-желтые стены вдалеке. Парвиз сунул руки в карманы и, нащупав мелочь, улыбнулся, отгоняя непрошеные думы. После обеда на первом этаже в кондитерской можно будет купить «корзиночку» с кремом. Такую же, как в детстве приносила мама: песочное тесто и белая шапка взбитых сливок.

Каждый день возле кондитерской выстраивалась стройная очередь из студентов, да и преподаватели нередко баловали себя десертом. Правда, доставалось не всем: «корзиночки» часто заканчивались, когда в хвосте очереди еще оставалось человек пять-семь. Иногда на сладкое покушались и «чужаки». Никто не гнал их. Они становились в конец людского потока и терпеливо ждали.

Однако вчера вышло по-другому. Парвиз нахмурился, вспомнив об этом. Возле корпуса с кондитерской остановилась иномарка. Вышедший мужчина лет двадцати пяти окинул студентов тяжелым взглядом и прошел вперед, отталкивая девчонок от прилавка. Тоном хозяина жизни, не терпящим возражений, он грубо кинул в окно выдачи: