Потом птенчики быстро учились летать. И вскоре уже над головой порхала с веселым чириканьем стайка птиц. И хотя это весьма забавное зрелище, но мы все же понимали, что столько птиц нам не надо и пора птенцам отправляться в самостоятельную жизнь.
Иногда у нас кто-нибудь из знакомых просил для себя птенчика от говорящего Петруши. Мы, конечно, с радостью и надеждой дарили. Но ни разу ни один из Петрушиных детей не заговорил. У них просто не было такой упорной бабушки.
А всех остальных подросших птенцов мы аккуратно засовывали в большую обувную коробку с просверленными дырочками, тщательно обвязывали ее веревкой и бережно несли в зоомагазин на Арбате. Здесь у нас всегда охотно принимали птичек на реализацию, не только не осматривая, но и не пересчитывая, выплачивая из кассы по три рубля пятьдесят копеек за штуку.
Попугаи заполнили мою жизнь настолько, что я на какое-то время совсем отказалась от мысли о собаке. Но тут в нашей коммунальной квартире неожиданно появился песик по имени Пиф.
Пиф прибыл издалека, с Сахалина, вместе со своей хозяйкой, пожилой дамой. Дело в том, что наши соседи, семья из трех человек – муж и жена с дочкой, по работе надолго собирались переехать за границу. И вместо них поселилась мать уезжающей соседки – женщина интеллигентная, спокойная и респектабельная. К этим ее достоинствам добавлялся еще и белый кудрявый пес породы французская болонка, к сожалению, не слишком молодой. Но зато он много повидал на своем веку и даже неоднократно летал с Сахалина на Черное море отдыхать. А еще его хозяйка гордилась тем, что однажды Пифа показали по телевизору в передаче Сенкевича «Клуб кинопутешественников», где пес исполнил роль французской болонки, прогуливающейся по набережной Южно-Сахалинска.
Переезд Пифа стал очень радостным событием: все-таки в квартире появился настоящий пес. Иногда мне разрешали вывести его на поводке на ближайший пустырь, и хотя я ужасно гордилась этим, песик моих чувств не разделял, ведь он всю свою жизнь прожил вдвоем с хозяйкой и не привык гулять с кем-нибудь, кроме нее.
Я энергично выволакивала упирающегося Пифа из дома. Уже давно мне хотелось прогуляться по пустырю с собакой.
Мы жили в центре Москвы. К нашему большому дому сталинской архитектуры примыкало тогда сразу два пустыря. Дом имел форму буквы «г», и короткая его часть плавно переходила в верхний пустырь, то есть небольшую горку, из-за которой на первый этаж первого подъезда приходилось подниматься по широкой заасфальтированной наружной лестнице. И соответствовал этот первый этаж второму этажу всего остального дома.