Она должна была успокоиться. Ради Лиссара и ради того, чтобы из-за её недовольной физиономии её никто не остановил по дороге к нему в палату. Если у входа дежурит тот же стражник, что и вчера, возможно, он даже замолвит за неё словечко, так что ей разрешат остаться подольше.
Глубокий вдох. И выдох. Воздух, наполненный запахами листьев и мокрого камня, разбавленный слабым ароматом фруктов, принёс ей успокоение. Она посмотрела на небо: любимое, переменчивое и в то же время вечное небо, оно всегда забирало её волнение и уносило его прочь. Совсем перестать переживать Шари не могла, но хотя бы прекратила проклинать всех подряд и себя в том числе.
«Мудрый Дарис, дай мне сил, – молилась она про себя, – помоги мне найти выход и вразумить моего безмозглого братца».
Перед глазами тут же возникло улыбающееся лицо Сорина. Сегодня свою зелёную бандану он повязал на голову, и часть её съехала набок, открыв лохматую шевелюру.
Ох, как сильно она ненавидела его в тот момент, как сильно ей хотелось ударить его по этой самой голове!
Улыбнувшись знакомой медсестре, Шари прошла по длинному коридору, невнимательно скользя взглядом по другим больным. Ей нужно было в одну из дальних палат, где лежали пациенты на долгосрочном лечении. Так это называется, знала она, но не обманывалась оптимистичным именем.
Ещё раз глубоко подышав, она открыла дверь в светлую, знакомую комнату, которую почти считала вторым домом.
Лиссар не знал наверняка, придёт ли она сегодня. Он говорит, что каждый день готов встречать её объятиями, даже если самостоятельно встать не получается. Сегодня он сидел, утопая спиной в пухлой подушке, и записывал что-то в толстую тетрадь в кожаном переплёте. Его рука медленно скользила по странице, словно, кроме слов, он добавлял неловкие рисунки. Солнце светило в окно, украдкой теряясь в коротких бурых волосках и заглядывая в круглое ушко. Кончик длинного лысого хвоста выглядывал из-под покрывала и свисал с края кровати, так и не доставая до пола. На столике рядом стояла тарелка с разноцветными таблетками, бутылочки с микстурами.
Бледность считается эталоном красоты у раттов, но Шари не находила Лиссара более привлекательным в связи с его болезнью.
По её приходе Лиссар оторвался от записей и широко улыбнулся.
– Один из ребят, которые с переломами на втором этаже, проспорил мне, – радостно сообщил он. – Я всегда ставлю на то, что ты придёшь, Шари. Мой долг уменьшился вдвое.