Ну, если Папа так считает, то…
– Да, пап, конечно.
– Вот и умница. Фундамент этого дома заложил твой прадед Ганс. Он у нас долгожитель. Сколько сейчас прадедушке, Вили? – голос отца такой же мягкий, как подгнившее яблоко. Кажется, эта штука, которую он наливает из бокала не такая уж и безопасная, как он считает. Неплохо бы его предупредить об этом, но Папа уже взрослый, и сам все знает.
– Сто восемь, папа. Я знаю, когда у него день Рождения.
– А когда ты последний раз виделся с ним, ммм? – в кухне слишком тесно, и некуда спрятаться от этого запаха. Надо терпеть. Папа ненавидит, когда разговор внезапно прерывают. «Начал что-то делать, Вильгельм Клингедорф, имей силы и смелость закончить это». Я снова смотрю на узорное древо с черно-белыми портретами родственников, киваю головой. Какое же оно огромное, какое ветвистое. И почему я должен все это знать наизусть? Это же так скучно!
– Вчера, пап. Я навещал его на втором этаже.
– Хороший мальчик, – улыбается Папа, поднимая на меня сонные глаза, – Вот это правильно. Дедушка Ганс сказал, что все поколения Клингедорфов будут жить в его доме, и каждая семья, а их, сынок, четыре, возводила себе по крылу, а то и по целому этажу. Видишь, Вили, прадедушка Ганс и прабабушка Молли стоят в самом начале нашего древа.
И, правда, две фотографии, связанные друг с другом узором резного сердечка виднелись внизу обширной гравюры. И Ганс, и Молли не отличаются любовью к правнукам, поэтому я не слишком-то им рад. Ну, если надо, то пусть будут, мне-то что.
– Следующими идут дедушка Оскар с бабушкой Анной, и бабушка Магда с дедушкой Клаусом. Был еще и третий сын – почивший дедушка Генрих, но о нем мало что известно. Кроме того, что тот был конструктором и собирал всякую дребедень у себя в мастерской. Важно знать: у Ганса и Молли были только сыновья. Запомнил? – палец отца скользит вверх, указывая на следующие четыре фотографии, расположенные почти в ряд. Лица у всех такие серьезные, что мне становится смешно, но я молчу и не подаю вида.
– Конечно, пап. Я помню, как ты говорил. Магда и Анна – чужая кровь.
– Верно, Вили. Анна и Оскар – мои родители, а Магда и Клаус – родители тети Астрид. Есть еще покойная тетя Эльза, но ты, наверное, совсем не помнишь ее? Она умерла совсем молодой. Видишь ее фото? Мы – семья. Мы – кровь нашего Дома, сынок. А этот придурок Лео, муж Астрид, который мнит себя художником, тоже чужая кровь. Ясно? И твоя мать – чужая кровь для семьи Клингедорф. Обычное дело.