Так вот, возвращаясь к тем дням: в тот же вечер они поругались с Пако, который раскричался, что она позорит его перед его людьми, и подбил ей глаз. Вскоре они вернулись в Морени, где Пако наделал карточных долгов в гораздо большем количестве, чем позволяли доходы от ночных прогулок по темным городским переулкам, а когда запахло жареным, продал ее в бордель. Ирена была уверена, что севардская голодранка накликала на нее беду своими чарами. С тех пор она неоднократно вспоминала ее, мечтая повстречаться с ней однажды на узкой дорожке.
Встреча произошла года три спустя, когда бордель Ирены закрыли подонки из «Ордена спасения души»8, распихав веселых девиц по монастырям. В одном из них Ирена и встретила свою знакомую. Та сделала вид, что не узнала ее. Поначалу Ирена подумала, что оборванку наконец-то прихватили за облапошивание честных людей, однако оказалось, что та на самом деле племянница знатной дамы, стало быть, и сама благородная девица, и находится тут на воспитании и обучении. Как-то Ирене удалось подловить ее и уведомить, что, мол с тебя должок за то, что ты меня обманула, и если не хочешь однажды обнаружить в кишках нож, то будь любезна, сестра, подсоби мне с побегом и подкинь несколько монет на дорогу.
– Тебя обманула твоя собственная глупость, – не выказав ни малейшего признака раскаяния или хотя бы страха, надменно заявила бывшая оборванка, а ныне благородная, но по-прежнему наглая и жадная девица, после чего преспокойно повернулась к ней спиной и ушла. Хочешь, чтобы тебя уважали, не трепись, звучит одно из главных правил этого паскудного мира. Угрозу следовало привести в исполнение, однако, как это сделать Ирена не имела понятия, она вообще не задумывалась, что будет делать в случае неудачи, поскольку даже не допускала ее возможности.
Через несколько дней, когда они выходили с воскресной службы, ей удалось подобраться к севардке поближе и пырнуть ее в бок украденным на кухне ножом. Однако у девки словно глаза были на затылке: в последнюю секунду она обернулась, увидела ее и отпрянула в сторону, как испуганная лошадь. Нож едва задел ее. Поднялся страшный вой, Ирену схватили и бросили в каменный мешок, где она и провела два месяца на хлебе и воде, размышляя о природе везучести севардки (видно, без колдовства тут все-таки не обошлось), строя планы мести да утешая себя тем, что ей удалось хоть немного порезать гнусную оборванку. Правда, много позже выяснилось, что та приняла меры предосторожности и надела кирасу из буйволовой кожи. Отбыв наказание, переполненная жаждой мести Ирена обнаружила, что обидчицы и след простыл: она бежала с каким-то молодчиком из знатной семьи (вот откуда взялась кираса). Ей пришлось довольствоваться постными физиономиями настоятельниц и сестер, огорошенных тем, что в шкуре благочестивой овечки пряталась блудливая лисица. «Так вам и надо, – со злорадством думала Ирена, – пригрели змею…» Через три месяца она тоже сбежала.