Оттого и отец Максим очень не старался, побубнит и ладно.
Но тогда, в тот день, когда я вбежала в комнаты Славкиной бабули и увидела ее, маленькую и высушенную, будто бы это уже не человек, а гигантская саранча под одеялом, отец Максим мне помог. С чистым сердцем отозвался.
Уже несколько дней бабуля не могла умереть. Она то замирала, то отмирала и вращала мутными глазами, то снова забывалась и часто дышала, откинув голову. Видно было, что ее распирает какое- то дело. А она не может сказать какое. Глазами не видит, не говорит, не слышит. Часует уже.
Я вбежала в комнату, скинув свои меховые унты и шубку, пахнущая снегом, села прямо на бабулину кровать и взяла её за узловатую ручку.
Феня, наша родня, Славкина тетя, смотрела на меня подозрительно.
В глазах ее читалось,, всё- то вы, москвичи знаете, везде -то вы бываете,,
– Крестик есть у бабули? – спросила я, глядя на едва живую старуху и не глядя на приятную женщину Феню.
– На что? Она и в бога не верила.
– Дайте ей в руку крестик.
Снова одарив меня укоряющим взглядом, Феня вышла и вскоре вернулась с простым алюминиевым крестиком на черной верёвочке.
– А говорили, что не верит…
Бабуля слепо схватила крестик и сжала его в ладони, не открывая глаз, выхватив его подобно хамелеону из ночного укрытия.
Я смотрела на неё и думала, что здесь точно что -то не так. Крестик… здесь в Тайжине отродясь не было храма. В Осинниках тоже. Значит, бабуля была в Кузне, посещала службу. Когда то. Крестик совсем гол, вытерся. Значит, лет сорок он точно был на ней.
– Знаете что, я схожу за батюшкой, – сказала я, выглядывая в бабушке что – то необычное.
– Зачем… Она же ещё… живая… она же… – возмутилась и заплакала Феня, высморкавшись в платочек.
– Причем тут это! Вы слышали что – то о соборовании? – спросила я её.
– Ннет… а что это?
– Это таинство. Но оно для живых. И думаю, бабушку надо соборовать…
Я встала, поправила шапку, снежинки на которой стали уже каплями.
– Измучила она меня… И себя… Не уйдет никак… – сказала Феня, тихо плача.
– Потому что она ждёт. Вот поэтому.– сказала я и вышла.
Я побежала мимо Сада Мира, через дорогу к храму- клубу, где с самодельной дощатой колокольни погромыхивали обрезанные кислородные баллоны- колокола.
В храме пахло настоящей церковью. Когда то юный мой Славка тут работал ударником на установке, играл в группе с пацанами. Клеил девок. Дрался за клубом. Теперь все чинно.