Всего несколько лет назад Бахтало встретил свою сороковую осень, но его голова уже была полностью седа, да и глаз стал не так зорок… А ведь ещё не так давно, он молодой, полный сил, любовался, потягивая трубку, на зажигательный танец Зоры. Жена в ответ хитро подмигивала, лихо вспенивала пышную юбку и обнажала в улыбке свои белоснежные зубы. А рядом с мамой кружилась и смеялась маленькая Каце… а где-то вдалеке кто-то пел колыбельную… или это был плач? Плач?
– Ты слышишь, баро? – спросил, прервав воспоминания, подъехавший на вороном коне Ило, – Что это?
Принявший на себя роль вожака Бахтало жестом приказал остановиться. Когда смолкли скрипы колес и конский топот, плач стал более отчётливым. Боясь нарушить тишину, он указал пальцем на Ило и еще одного молодого парня, кажется Годявира, и махнул рукой в сторону раздающихся звуков. Из-за пологов кибиток выглянули удивлённые женские лица. Бахтало сделал им знак молчать.
Парни спешились и, раздвигая налитые зерном колосья, разошлись по полю. Через некоторое время раздался клич:
– Эгей, сюда!
– Пойди посмотри, Каце, что там, возьми с собой ещё кого-нибудь из женщин, может нужна помощь.
Девушка выбрала в качестве помощницы знахарку Гюли. Вместе с нею, Каце пошла на зов мужчин. Некоторое время спустя оставшиеся услышали отдалённые женские вскрики. Все напряглись, ожидая худшего. Мужчины покрепче сжали свои ножи.
Когда ушедшие вернулись в табор, все увидели, что Каце прижимает к себе белокурую девочку лет трёх. По зарёванной мордашке определить точный возраст было невозможно. Каце безуспешно пыталась успокоить девочку, но малышка плакала навзрыд. В глазах людей читалось удивление, недоумение и любопытство… Все окружили найдёныша и хотели узнать, что увидели Годявир и Гюли, но… слов практически не было слышно из-за плача белокурой девочки.
– Каце, умой её, и дай пить, – несколько резковато и строго, приказал подошедший Бахтало.
Каце с девочкой на руках направилась к своей кибитке.
Первым начал говорить Годявир:
– Я пошел на плач и увидел в поле мёртвую женщину, а возле женщины сидела и плакала девочка…
– Ой, нэнэ, какая лютая смерть, – перебила причитаниями Гюли, – всё тело бедняжки было исколото, а лицо… Ой, нэнэ… – всхлипнула старуха и утерла глаза краем головного платка… Все затаив дыхание ждали, когда она успокоится и продолжит рассказ, – лицо изувечено страшно… И кровь, везде кровь… Да покарают боги, тех, кто сотворил такое с молодой женщиной… Ой, горе! Какая страшная смерть постигла бедняжку!