Вдруг Думитур резко пригнул голову и замолк.
– Слышите? – растревожено зашептал он. – Началось. Вскоре они придут за первыми из вас.
Едва завершив предостерегающую фразу, калека развернулся и торопливо зашагал к своей коморке. Я насторожился. Через стены, наполняя серое пространство незатейливой однообразной мелодией, по-прежнему просачивался далекий шум водопада, а спустя миг терялся среди гулких завываний сквозняков, блуждающих по темнице, точно души безвременно загубленных пленников в поисках выхода. Слышался шелест отрывистого бормотания. Моряки и кабацкая прислуга как можно тише переговаривались между собой. Одни сетовали на злой рок, прочие обсуждали нелепый план побега и спасения сотоварищей, а кто-то и вовсе, решив, что перед смертью надышаться никак не удастся, беззаботно валялся на боку и, предавшись ленивой дреме, оглашал тюремные закоулки мерным сопением и храпом.
Различить в такой какофонии что-либо еще было трудно. Тогда я прикрыл глаза, сконцентрировался и весь превратился в слух. В прежнюю передрягу под Висмутовыми столпами подобный трюк, ни больше, ни меньше, спас наши с Тамиором шкуры от вечного блуждания по магическому лабиринту. Да и, впрочем, раз от раза неплохо пригождался на охоте, когда требовалось выследить хитрую юркую добычу в сумерках или по звуку определить примерное расстояние до ближайшей реки или ручья. Вот и теперь, стоило мне дать волю незаурядному таланту, как суета тут же стихла, и я всем своим нутром почувствовал отдаленный вибрирующий грохот тугих барабанов и слившийся воедино многоголосый рев разгоряченной толпы. Гвалт воплей полнился несдерживаемой злобой, жестокостью, разбитным азартом и привкусом безрассудной власти.
Бум! Бум! Бум!
Плотная резонирующая волна ударила по ушам и поглотила меня без остатка. Я, словно воочию увидел каменные стены арены, содрогающиеся под тяжестью сотен разумных, требующих немедленного начала кровавого пира. Мне чудился лязг металлических прутьев и пронзительный скрип петель, стонущих под ударами уродливых лап могучих существ, что метались по углам своих грязных клеток в страхе и ярости. Томимые долгим голодом, в преддверии вынужденной, но такой необходимой охоты, дикие твари уже не желали другой участи.
Иллюзия становилась все яснее. Удушающий запах смерти стремительно пробрался в горло и перехватил дух. Лицо обдало жаром, а взор почти достиг чернеющей глубины одного из вольеров, как вдруг грубый приближающийся топот и колкий ехидный смех, вперемешку с отрывками невнятной брани, вторглись в череду мрачных видений. Я вздрогнул и приоткрыл веки. На пороге единственного ведущего наружу тоннеля мялись две плечистые фигуры.