– Почему мы тут? Стадион свободен. – Очнулась Зум-Зум у заднего школьного двора, который вел к хозяйственным помещениям. Здесь Зум-Зум бывала в дни субботников, а вообще это было одно из тех мест, которое ученики использовали для тайного курения, игр в карты и разных нарушающих устав дел.
– Я только что записал тебя добровольцем по уходу за школьной территорией. Три следующие недели после уроков ты будешь работать тут помимо различных субботников. Я, разумеется, записал нас обоих, но, разумеется, ты будешь отдуваться за двоих. Эта нагрузка сопоставима с твоими возможностями. Тебе надо больше шевелиться, в тебе, как и во всех полных людях, много лишней жидкости, которая наполняет жировые клетки. Активно потеем! Метла вон там.
Зум-Зум затрясло:
– Ты не боишься, что эти волны смоют тебя?! А меня спросить? Может у меня планы?! Меня, может быть, люди ждут! Я могу и на кружок торопиться!
– А ты записана хоть на один кружок? – спокойно спросил Глен.
– Нет! Но могла бы!
– А я мог бы родиться вомбатом. Но, как видишь, я не вомбат. Ты обещала слушаться. Это надо тебе в большей мере, чем мне. И чтобы было эффективней, ускорься!
– В большей мере, чем мне! Бе-бе-бе. – Передразнила его она самым некрасивым лицом. – Тебя в детстве учебником литературы били что ли? Разговаривать нормально не можешь…
Уже по привычке Зум-Зум рисовала в воображении, как она наносит несовместимые с жизнью раны на теле Глена. Понятно, что голыми руками проучить его не удастся, поэтому в мыслях она применяла все орудия труда, стоящие в сарае, по очереди.
– А ты чем будешь занят? – встрепенулась она.
– Домашку сделаю, пока дождь не пошел.
Когда ее ярость прошла, то Зум-Зум заметила, что в итоге получился неплохой тандем: Глен читал вслух заданных по литературе зарубежных классиков, Зум-Зум подметала площадку, каждый раз испепеляя Глена взглядом, когда он тыкал пальцем со словами «вот там мусор пропустила!». Ее всегда красное лицо обливалось потом от перетаскивания старых стульев и парт, в подмышках образовались токсичные сырые пятна, которые расползались на спину и бока, ступни горели адским пламенем в неудобных не разношенных туфлях, приобретая свежие мозоли. И все же в ее груди разливалось приятное тепло от того, что у нее появился друг.
На следующий день повторилась точно такая же история. И на третий день тоже. Фоном к ее работе звучал усталый голос Глена, что сидел на разбитой скамейке у кладовки. Когда с литературой было покончено, в ход пошла биология, физика, иногда астрономия, они обсудили механику и оптику, много спорили о современном искусстве, а дебаты по обществознанию чуть было не переросли в драку. Глен рассказал Зум-Зум о самых странных видах диет, удивительных экзотических продуктах, невероятных блюдах, которые ему доводилось пробовать. Зум-Зум, которая никогда никуда не ездила, слушала его заворожено, восторженно ловя каждое его слово, и сама не заметила, как стала считать минуты до их внеклассных занятий.