– Хорошо. – Согласилась Ира. – Но смотри, без шуток.
– Шутить с таким сильным хранителем как ты самоубийство, а я еще пожить хочу, тем более что месяц назад я обзавелся суженой, и моя жизнь теперь играет совсем иными красками.
– Давай уже к делу. – Расслабившись, буркнул Влад. – В комплиментах моей девушке потом будешь рассыпаться. Слышал? Моей?
– Да, путеводитель, слышал, но я на нее и не претендую. Мы кемерийцы народ особый и можем быть только с теми, кто нам предначертан. Но давайте вернемся к моей истории. Все началось в Аркаиме, в монастыре моего отца…
***
Со времен гибели Кемера прошло уже много сотен лет. Уже никто из ныне живущих кемерийцев никогда не ступал по земле своего родного мира. Память о нем еще сохранялась, но истину о его гибели уже не знал никто. Предания постепенно превращались в легенды, легенды становились эпосом, тот плавно перетекал в сказки и вот уже Кемер мнится самым таинственным и загадочным миром среди всех миров Алькасара.
Кемерийцы, забыв правду о своем мире, не забыли свою диалектическую веру и продолжали верить, как в Алькасара, так и в Бальтасара, чем вызывали недоверие среди людей, в чьих мирах им теперь приходилось жить. Так было и в Аркаиме.
В этом прекрасном и светлом, вечно зеленом и теплом мире хватало места для храмов выходцев из разных миров, было здесь место и для святилищ кемерийцев. Вот только если остальные храмы исповедовали веру в одного только Алькасара, то вера кемерийцев почитала не только сына, но и его отца – всепоглощающую тьму Бальтасара.
Подобная разница в подходе к двум вечным противоборствам не могла не отразиться и на отношении людей к кемерийцам. Люди строили свои храмы и монастыри по соседству, рядом с торговыми дорогами, на берегах чистейших озер и рек, а вот храмы кемерийцев находились в заповедной глуши Аркаима, на крутых и как правило труднодоступных холмах. К ним не было дорог, их редко посещали караванщики и общались с монахами Кемера только по острой необходимости.
Но кемерийцы не печалились по этому поводу. Хоть они и лишились своей родины, но их гордыня и спесь оставались при них. Они не были радушными и гостеприимными даже со своими соплеменниками, а о людях и говорить нечего. Они мнили себя выше людей и всегда смотрели на них сверху-вниз, даже когда были вынуждены просить их о помощи.