Найти подходящую гостиницу не составило большого труда. Я приветливо улыбнулся девушке-администратору, она одарила меня в ответ восхитительной белозубой улыбкой и потребовала паспорт. Когда все бумажные формальности были улажены, я заплатил вперед, выслушал череду отдающих казенщиной доброжелательных фраз и отправился в свой номер. Он располагался на четвертом этаже, на привычном для меня, человека из провинции, уровне. Конечно, деньги, которые я за него заплатил, оправдывались только тем обстоятельством, что номер находился в Москве. Всего одна комнатка, такая же миниатюрная, как и в моей квартире. Полутора спальная кровать с невообразимой картиной над изголовьем. Какой-то всполошенный всадник с выпученными то ли от ужаса, то ли от удивления глазами, вздыбив страдающего рахитом коня, тщетно пытался пронзить копьем чахоточное существо, которое с большой натяжкой можно было назвать змеем. Скорее, это была исхудавшая ящерица, испускающая последний вздох от голода. Так или иначе, но и картина, видимо, была включена в общий счет, а посему ничего не оставалось делать, как продолжать любоваться ею.
Напротив кровати на большой тумбе, выполнявшей также функции комода и трюмо, стоял старенький телевизор, наверняка, черно-белый. Я побоялся его включать, заметив оголенные провода у самого штекера. Единственное окно выходило прямо на улицу. Подо мной бурным нескончаемым потоком проносились автомобили, невольно вызывая мысль, что все они нарочно стремятся проехать именно под моим окном. Единственное, чему я порадовался от души, так это тому, что в моем номере имелся собственный санузел. Из комнаты в ванную вела смежная дверь. В ванной я аккуратно выложил из карманов зубную щетку и пасту, а также три одноразовых бритвенных станка, приобретенных по пути.
Оглядев в зеркало свое отражение, я недовольно поморщился. К вечеру на лице ярко выступили следы прошедших переживаний, темная щетина неприлично густо покрывала щеки. Сбрызнув зеркало горстью воды, я решил незамедлительно привести себя в порядок, а потом спуститься вниз, перекусить, а заодно осмотреться.
Умывшись и побрившись, я вернулся в комнату и остолбенел. Прямо на кровати белел стандартный лист бумаги. Сердце ухнуло в пятки. Неужели опять записка? Взгляд мой метнулся в сторону двери. Ключ, который я, уходя бриться, предусмотрительно повернул и оставил в замке, спокойно торчал из замочной скважины. Значит, без моего ведома войти в номер никто не мог. Тогда каким образом на кровати оказался лист бумаги? Я совершенно отчетливо помнил, что еще десять минут назад его там и в помине не было.