Нет, все верно. Живу непрерывным ожиданием. Потому что та, с кем было так хорошо, не может не вернуться. Ведь так, как она любила меня, она больше никого не сможет любить – не выйдет, не хватит сил. Просто она этого еще не понимает. Ей нужно совсем чуть-чуть на то, чтобы вспомнить меня – выскочить из такси, выбежать из дома, сорваться с вечеринки, убежать от друзей и… вернуться. Она же знает, что я ее жду – каждый день, каждый час, каждую минуту. Честно говоря, больше ничем и не занимаюсь.
Хотя….
Через дорогу от моего жилья в подвальном помещении индустриального техникума был небольшой спортивный зал. Днем здесь студенты занимались в секции тяжелой атлетики. Вечером приходили мужики, работники «Станкомаша», качались на снарядах, гремели блинами штанг, гантелями, гирями – растили бицепсы, трицепсы и прочие достоинства мужского тела. А я еще прятался от друзей и знакомых, желающих поддержать меня в тяжелый период, а заодно «раздавить» пузырек после работы.
Ковбои скачут – скрывайтесь индейцы!
С утра в цех, вечером в спортзал, в выходные к сыну – такой распорядок установил. Быт обустроил – в комнате чистота и флотский порядок. Одна засада – неожиданно для себя обнаружил, что совершенно не умею готовить: индюшка сама себя зажарит лучше. Причем тут индюшка? Так время такое – все по талонам. Придешь в магазин за колбасою, а тебе подарок из Аргентины – индейская курица в целлофане.
Однажды рискнул – сунул в кастрюлю, водой залил, поставил на медленный огонь и утопал в спортзал. Когда вернулся, приподнял крышку – мама дорогая! – лапша домашняя со всеми приправами. Наверное, в брюхе индейкином специи были. Додумались! Живут же люди – я прямо таки зауважал капиталистов.
Когда вахтерша общежития тайну раскрыла, снова разуважал. Соседки в кастрюлю мою заглянули – и ну хохотать! Из нутра большой курицы накипью всплыли потроха в целлофане. Нахохотавшись, стимурничали – сварили лапшу мне домашнюю из индейки, как того требуют правила кулинарии.
Я отмолчался – не благодарил и не ворчал за непрошенные вмешательства в холостяцкую жизнь, а когда было из чего готовить, выставлял в кастрюле или жаровне на плиту общей кухни, уходил в спортзал и возвращался к прекрасному ужину. Впрочем, соседки возмещали свои затраты на меня в семейных конфликтах со своими мужьями – вот, мол, мужчина-то настоящий: жена в бегах, а он не пьет и баб не таскает. Мне мужики возвращали упреками. Но я привык к ним и на работе.