С каждым кварталом становилось всё тревожнее: что, если дом, в котором жила Анфиса разрушен, куда ей с сыном деваться. Наконец, на своё счастье они увидели знакомый двухэтажный дом целым. Они осторожно поднимались по ступенькам на второй этаж, в квартире могли теперь жить другие люди. Дверь открыла Анфиса, обе сестры смотрели друг на друга и замечали, что сильно изменились со времени последней встречи. Анфиса немного похудела, от прежнего холёного вида горожанки мало что осталось. Всегда с красиво уложенной причёской и макияжем, подражавшая актрисам, Анфиса выглядела теперь как-то совсем просто, со спутанными немытыми волосами, появившимися морщинами и испуганными глазами. Соня оборвала себя на мысли: какая причёска, сейчас всех волнует только одно – буду ли я жив сегодня.
Анфиса обрадовалась приезду родных, мужа забрали на фронт, а одной страшно в квартире, того и гляди подселят опасных квартирантов с автоматами. Удивлённо только спросила:
– Как ты попала в город, впускают и выпускают по пропускам.
– Я сбежала, вынудили обстоятельства, у нас беда. Лиду арестовали немцы, говорят, что за связь с партизанами. Она, в отличие от нас всех, не хотела отсиживаться. У неё и страха то не было никакого, был благородный порыв души. А мы боимся, вздрагиваем от всего, что нам может сделать больно.
– Вот и плохо, что одним только жаром своей юной души задумали пойти против матёрых вояк и погубили себя. Не нужно судить ни людей, ни себя. Человек имеет право сам распоряжаться своим внутренним огнём: отдать его или оставить себе. Тут в городе тоже несладко, народ живёт в одной большой тюрьме. Лишний шаг сделал – сразу расстрел, людей постреляли тысячами. Видела бы ты, как немцы входили в город, как на параде шли, все подтянутые и с улыбками. Правил учредили множество, всех записали, теперь никуда не скроешься. Появились новые должности – квартальные и старшие по дому. Многие захотели стать господами, понравилось им, что теперь в их руках власть над людьми. Ну и мы хвост поджимаем, норов не показываем. За короткое время ко всему привыкли, к смерти привыкли и огрубели.
– Город неузнаваем, дома разрушены. Как люди живут на таком пепелище?
– Приспособились ко всему. У меня после бомбёжек голова начала трястись, как у параличной старухи. Только услышу этот зловещий вой, сразу всё внутри опускалось. Опять привыкли, отсиделись в подвале. Утром вылезаю из подвала на свет Божий, смотрю, а дом то наш целый стоит, ни одной трещины. Я, грешным делом, думала, не понравились наши трущобы немцам, шпарят по красивым домам. До войны сидели у нас в театре в самых первых рядах партийные чины да их жёны; завидовала я им, что живут в роскошных домах с ванной. Что осталось от их домов, ты сама видела. У нас ванны нет, центрального отопления нет, туалет на улице, зато печка есть. А с печкой то и мороз не страшен, впереди морозы.