– Когда вернешь? – спросил Григорий.
– Что верну? – зайчиха мило улыбнулась.
– Деньги, которые ты мне торчишь.
Было это вечером. Он забрал ее с работы, и они гуляли по центральным улицам. Потом зашли во дворы, предварительно взяв на двоих бутылку вина. Сели в парке у дерева на лавке, подальше от трепливых обезьян и мчащихся без оглядки волков. Зайчиха положила голову ему на грудь и громко зевнула. Мягкая шерсть гнала по коже Григория тепло.
Недавно она устроилась на работу мечты, в элитарную галерею, где экспонатами были спичечные коробки. В современном искусстве Григорий не хотел разбираться. На рынке умственных изысков конкуренция зашкаливала.
– А ты когда зайдешь ко мне? Я переехала.
– На неделе постараюсь.
– Будь добр, ага.
Он старался. Пытался объяснить ей, что такая жизнь, как у нее, не приведет никуда, кроме как на панель. Или обратно в кафе за стойку баристы, куда он заходил по пути с или на работу. Зайчиха ответила смехом.
Но он был прав. На новой работе она продержалась недолго. Ее руководительницей была какая-то стерва, отсталая в развитии рысь, любившая красить ноготки в цвет малины. Григорий видел ее однажды, когда она терлась об стену, перебивая чужой запах. Посреди рабочего дня рысь не сдержалась и тяпнула зайчиху за зад. Зубы прошли по касательной, оставив несколько шрамов. В качестве извинений зайчиху уволили, выплатив несколько окладов и поверив на слово, что та не станет сообщать о случившемся журналистам.
– Попозже, пока рано, – улыбнулась зайчиха.
А что светит его брату? Миша, бедолага, появился на свет, когда мир еще быстрей скручивается в центр индивидуальности. Все вокруг будто бы поощряет одиночество, и тяжесть грядущего холодом обмывает тела. Архитектура, быт, привычки – нигде нет места другому. Пережиток прошлого – это коллектив. Его не любят, каждый индивид стремится остаться один, не подозревая о том, что внутри души кроется нужда к единству.
Так объяснялся повальный запрос на автомобили, только бы не проводить лишнее время среди себе подобных в автобусах и электричках. Или появление плацкартных вагонов с занавеской. Дети больше не гуляют на площадках.
Чему Григорий мог научить брата?
Приспособиться и не пытаться.
Другое дело мать – создание пуленепробиваемое. Ей пришлось столкнуться с ужасами жизни, без прикрас и романтики. Мать обманывали, мать кидали, и она не стеснялась об этом напоминать своим детям.