Старика никто не выпускал. Раз уж вышел посидеть у подъезда, так сразу же подскочили росгвардейцы. Пацанята оказались душевные и вместо штрафа, увещевали уйти домой.
– Вы идите, дедушка, идите.
Старик нехотя потопал. Сам служил когда-то. Понимал – их дело служба. Сам еще давным давно призывался и стоял срочную на вышке. А когда не стоял – учил Устав караульной службы. Однажды увидел, как неизвестно откуда от стены в сторону воли бежит человек. Худой, грязный, несется, сзади собаки уже служебные. У молодого ефрейтора внутренних войск не было вариантов – рванул затвор, да точно между лопаток. Ох, грехи мои… С тех пор все снился ему тот зэк, не державшийся нескольких месяцев до бериевской амнистии. Когда бы отмолить то убийство тебя?
Все происходившее напоминало начало конца времен. Год дома сидел и все хуже было стариковскому здоровью без свежего воздуха. Дальше только хуже становилось. Говорили про специальные коды или номера, которые нужны всем. Как там было? – рассуждал старик – сделает он то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
Завесенело снова, отцвели сначала сливы с вишнями, а затем уже и яблони. Старик все продумал заранее. Упросил детей внука отдать на выходные. Да и просить не надо было – сына увезли, задыхавшегося, в больницу, невестка, как будто заразная, в доме закрылась. Внуку и то радость – деда любил, побыть бы вдвоем, а в такие времена и не доехать ему толком.
Несмышленышу пока и объяснять не стал ничего. Поехал, да по пути вел беседу. Что мир кончается. Что ему то, старику, помирать, но хоть он выживет. Что знамения скоро будут и недетское, конечно, дело в них вникать. Но хоть спасется. Вырастет спасибо скажет.
Стали жить. Пацану хоть и было непривычно и вновь все – печка, колодец, все вокруг в деревьях – чаща глухая, ни тропинок, ни дорог. Ни тебе телефона, ни телевизора.
Зачем он это сделал? Зачем увез мальца в лес? Бог весть – чужая душа потемки порой.
Старик не был ни оголтелым сектантом и не совсем уж мракобесом. Но тревога в душе его росла давным еще давно, из года в год, множилась и разъедала и сердце и разум его. Он был убежден – то, чего так долго ждали, вскоре произойдет. Читал, сопоставлял, сны порой снились похожие на вещие.