Последние полгода я не брал саблю в руки, не сражался, хотя тщательно готовился к войне. Я приказал казнить немногих, но это были преступники и лиходеи. Да и тех за доказанные беззаконные злодеяния. Странно, что именно сейчас я потерял вкус к жизни. Я всегда что-то созидал, производил, творил, куда-то бежал, торопился, подгонял других. Кроме этого ел, пил, спал, навещал гарем, смеялся, иногда плакал. Всё это делал, как хорошо отлаженные, навсегда заведённые часы.
В какой-то миг завод кончился и пружинка ослабла. Но никто не удосужился взять в руки ключик и запустить часы моей жизни. Обычно я сам себя гоню вперёд, как тороплю всех вокруг. Но пока что мне хочется сидеть и беспечно смотреть на проплывающие по весеннему небу облака. Я не хочу ни во что вникать, не хочу созерцать бурлящую вокруг меня жизнь. Сам себе я напоминаю не совсем нормального человека. Я просто старик, впавший в детство. Осталось начать пускать слюни.
По вечерам я не снимал халата и лежа на боку, сворачивался в клубок. Подтягивал под себя ноги и даже не всегда снимал сапоги. Так я раньше не делал даже на поле сражения. Ноги обязательно должны отдыхать. Вдруг придётся на следующий день много ходить или скакать верхом? В темноте в палатку заползал Зульфикар и стаскивал с меня сапоги. Я понимал, что ему тяжело и неудобно это делать. Он пыхтел и даже ругался свистящим шёпотом. Но я совершенно не помогал ему, даже специально выворачивал ногу, чтобы ему было ещё труднее снимать обувь.
Утром я упорно ждал, когда слуга обует меня и польёт на руки воды. Дожился. Скоро я заставлю умывать себя. Я скупо усмехался и ждал, когда мне подадут полотенце. Раньше я всегда сам его брал и тщательно вытирался. Я не любил капли воды, оставшиеся в жидких волосах на подбородке. Они создавали ощущение чего-то нечистого, холодного и неприятного. Теперь мне было всё равно есть вода в волосах или нет. Безразличие медленно убивает меня.
Нет, я не потерял остатки того, что мы называем разумом, но я нахожусь в безучастно-холодном состоянии. Оно меня почему-то вполне устраивает, и я не хочу его нарушать, хотя неотвратимо умираю душой.
О, вот букашка доползла до носка моего сапога и решила своим скудным умишком взобраться по голенищу выше! Да ничего там нет для тебя интересного, лучше ползи туда, где зелень, трава, цветы и покой. Я могу нечаянно придавить тебя и погубить чью-то безгрешную душу. Говорят, что индусы завязывают рот тряпкой, чтобы не проглотить какую-то мошку и не стать пожирателем божественной сути.