– Гм… Защитить… Это хорошо… – растягивает слова Конский, котино жмурясь на прелестные развитые, крепкие яблочки Валентины, не в силах отвести глаза. – Да, любовь должна быть с кулаками. И правда – тоже. Вот мы сейчас и попросим члена нашего бюро, редактора газеты товарища Васюгана вкратце изложить суть дела.
Васюган, сидевший на углу длинного тэобразного стола, резко встал:
– Я, собственно, в двух словах… Эти вот двое встречаются…
Васюган почему-то замолчал.
Такая краткость заинтриговала всех.
– Это что, и весь криминал? – разочарованно спросил Трещенков.
– А что, этого мало? – встрепенулся Васюган.
– Да уж без перебору, – уточнил кто-то.
– Понимаете, взрослый человек… Сотрудник нашей газеты захороводил эту, извините, школьницу! – пустился в пояснения Васюган.
– Девушка, сколько вам лет? – спросил Валентину Трещенков.
– Семнадцать.
– Гм… В таком возрасте хороводы не заказаны! – гордо осмотрел Трещенков всё бюро.
– Но она – школьница! – буркнул Васюган.
– И что из того? Школьницей можно быть до ста лет, – постно приосанился Трещенков.
– Но наша школьница несовершеннолетка. Это меняет картину. Поздно звонить в колокол, когда наехали на беду!
– А чего звонить, когда не доехали до беды?
Спор Трещенкова с Васюганом вывел из себя Конского:
– В какой-то туман заехали, дорогие товарищи члены… Нельзя ль поконкретней?
Не выдержала Валя.
– Да темнит ваш Васюган! – выкрикнула она. – На собрании в редакции и отцу по телефону он что лупил? Растлёнка я! Растлевает, оказывается, меня мой Тони! А я и не знала! Так за что вы, Васюган, собрались выжать его из газеты и из комсомола? В комсомоле Тони осталось полгода. Сам по возрасту уйдёт. Но вам надо – исключить! Шандарахнуть побольней! Мол, не сам ушёл. Исключили! А за что? За ваше словесное растление? Или, может, у вас есть доказательства? Вы что, в таком случае подсвечивали нам фонариком?
– У него фонарика нет! – прыскнул Трещенков в кулак, и лёгкий смешок в разминочку пробежался вокруг стола.
– Товарищи! Товарищи! Потише! – поднял сердитый голос пухля Конский. – Не кажется ли вам, что мы превращаем бюро в балаган? Не бюро, а какой-то ржательный завод имени любимого меня! Товарищ редактор, пожалуйте ваши карты на стол!
– Вчера они при мне утром по пути в школу целовались. Прямо на улице! Всё, конечно, в пределах высокой морали…