– Положим, легенды правдивы, – продолжала я. – Один император. Один дракон. Одна-единственная девушка, способная стать его истинной парой. И нет никакого магического способа ее найти.
– Если бы такой способ существовал, никто не стал бы затевать отбор, – заметил герцог. – По слухам, дракон не согласится на замену, если найдется истинная.
– Именно. Но какова вероятность, что та самая единственная истинная вообще соответствует критериям отбора? Что она дворянка, не слишком юна для участия и не успела выскочить замуж?
– Неужели в вас нет ни капли романтики, баронесса? – делано удивился герцог.
Я пожала плечами. Он не унимался:
– Я-то думал, все юные барышни мечтают о любви. Как там говорят поэты… найти свою половинку.
– За всех не скажу, но я ощущаю себя вполне целой. И уполовиниваться не согласна.
Он расхохотался так, что на нас начали оглядываться.
– А я считаю, что любовь – это прекрасное чувство, – прощебетала баронесса Рейнер. – И полагаю, что та, которая окажется истинной парой императора, будет настоящей счастливицей. – Она вздохнула.
– Но как же статистика? – Я не видела лица герцога, но ухмылку его, кажется, ощущала всей кожей.
– Я ничего не понимаю в статистике, но верю в чудеса.
– А вы, баронесса Асторга, значит, предпочитаете верить в науку? – Он снова обернулся ко мне.
– Науке не нужно, чтобы в нее верили. Она просто существует.
– Как и любовь, – парировала моя спутница. – Способная творить настоящие чудеса.
Я пожала плечами, не желая продолжать этот дурацкий спор. Но, как на грех, тропинка расширилась, и герцог подхватил меня под руку, не спрашивая разрешения. Я вздрогнула, по коже словно искры пробежали. Вывернулась, но он не отставал.
– Найдете контраргумент, милая барышня?
Чего он ко мне привязался, в конце концов? Вон тут полный сад романтично настроенных дам.
– Или признаете себя побежденной?
– Любовь? – не удержалась я. – Мой отец очень любил мою маму. Так любил, что не женился второй раз, несмотря на то что у него нет других детей, кроме меня, и род угаснет. Так любил, что…
Я осеклась. Незачем вываливать на посторонних постыдные подробности. Но если любовь – это то, из-за чего человек вместе с близким теряет и себя, то я оставлю ее поэтам, а сама – обойдусь.
Я натянула на лицо улыбку.
– Прошу прощения, господа. Признаю себя побежденной. В конце концов, что, как не желание любить и быть любимой, собрало здесь множество прекрасных дам?