Я оборвал себя на этой мысли. Кто-то снова дёрнул рычаг на моём затылке. В глазах собирались слёзы. Мне нужно было перевести внимание на что-то другое.
На стене рядом с одним из ларьков висела реклама. На ней была изображена обычная полноватая женщина средних лет, абсолютно ничем не выделяющаяся. Над ней была надпись: «Встреть подобающе новое тысячелетие!», а под ней была другая: «Оставь деревню на своей голове в прошлом!» и под ней подпись: «Парикмахерская «У Светланы». Я посмотрел на женщину. У неё была самая обычная причёска обычной женщины обычных средних лет. Понятия не имею, как она называется. Короткая. Обычная. Как у моей матери.
– ДА ПОШЛА ТЫ НАХУЙ, МРАЗЬ! – в истошной ярости я проорал рекламе.
Вообще, это было адресовано Светлане, чья парикмахерская рекламировалась. В моей голове гнались мысли, наперегонки пытаясь превратиться в явные слова: «Тупая мразь! Кто так и что определяет? С какого хуя эта причёска деревенская? И что, нахуй, плохого в деревне вообще? Все люди вышли так или иначе из небольших поселений! Для кого-то и твой город деревня, ебучая свинья!».
Я не могу сказать, что являюсь фанатом деревень, а это – стандартное и нормальное для меня поведение. Но придавать негативный окрас таким невинным вещам, да ещё и с использованием образа, похожего на мою мать? Не думаю, что я всегда был хорошим сыном. Но я старался. И всё ещё стараюсь. Пытаюсь стараться. Но она любит меня, наверное. Вроде как. Иногда она это говорит. Пусть я этого не чувствую… Но, думаю, мне всё ещё следует защищать её честь.
Спазм от напряжения прошёлся по мышцам левой лопатки, и я опять, как в припадке, резко дёрнулся и приподнял левое плечо, опустил его и затем повторил то же самое с правым.
Выпрямив спину и вздохнув, я оглянулся по сторонам. Никого не было. Только я один. Чувствую облегчение. Видимо, какое-то напряжение всё-таки ушло вместе с криком. Стало действительно легче. Но этот переход, атмосфера в нём… Здесь можно сойти с ума при должном умении. Которое у меня определённо было. Поэтому я решил, что стоит поскорее выбраться наружу, оставив грязные стены, лампы и рекламу в покое и ожидании дневных посетителей. И направился к выходу.
***
Поднимаясь по ступенькам, я смотрел наверх и продолжал испытывать облегчение. Как будто переход снял с моей макушки болезненную пенку всего плохого и оставил у себя. А наверху, на небе, вдохнув свежий воздух, я увидел как ночь, пламенеющая синей музой, ложится на город. Как она лежит на диване из звёзд, пробуждая поэтическое настроение, воспевающее бесконечный ужас, что происходит вокруг, завораживающий своей вечностью. И Ночной Дух, что разносит с воздухом трепет перед Ночью и перед ужасом. И эта муза смычком холодного ветра нежно касается тонкой струны моей души, натянутой между сердцем и мозгом, а та издаёт едва слышимый звон, отражающийся в снежинках, фонарях и окнах спящих новостроек вокруг.