Этот кошмар преследует его вот уже… Сколько? Наверное, три месяца. Точно. Как раз с того момента, когда он впервые после комы открыл глаза. Он так толком и не вспомнил, что именно случилось. Почему или как он оказался в больнице. Даже в кошмарах не было четкого ответа, но зато в них было безумное количество страха. Страха, который он испытывал каждый раз, словно впервые. И неважно, что все произошло более чем полгода назад. Этот страх не поддается такому слову, как «прошлое» или, как любят говорить, «прошло». Нет! Ничего не прошло! Не прошло и не собирается проходить! Остается только мучительно ждать очередного кошмара, который, может быть, не только принесет очередную волну страха, но и прихватит с собой кусочек воспоминаний, маленький фрагмент… А может, и не принесет. Даже эти короткие, обрывочные фразы в этих проклятых снах он собирал целых три месяца.
Надо бы еще поспать, но как же сложно уснуть, когда опасаешься нового кошмара. Хуже всего то, что он не знает, как именно все случится. Это будут смутные образы? Обрывочные и непонятные фразы? Или что удивительно, отчетливая и такая реальная боль? Эта неизвестность пугает не меньше самих кошмаров. Однако неустанно бодрствовать тоже не выход. С каждым часом… С каждой минутой все сложнее сохранять стойкость. Так и хочется поддаться и хотя бы на секунду прикрыть от усталости глаза. Всего на секунду забыться безмятежным сном. Как же хочется это сделать. Но выбрать одно из двух просто невозможно. Он хочет спать и одновременно не хочет этого. Желания, противоречащие друг другу. Это ужасно.
До восхода солнца еще часа два. Он уверен в этом, пусть в палате и нет часов. Врачи не разрешили их поставить. Они объяснили это тем, что посторонние звуки будут мешать организму восстанавливаться. На его взгляд, это полная чепуха. Отчетливый щелкающий звук мог бы хоть как-то разбавить атмосферу, приевшуюся своей однообразностью за столь долгое время. А ставить здесь электронные часы без секундной стрелки не хотелось, ведь что они есть, что их нет – результата никакого.
Устав смотреть в окно, Майк переворачивается на бок. Тяжелый вздох сам собой вырывается из груди. Что можно делать ночью, лежа на больничной койке и смотря в стену? Ничего. Только прослеживать взглядом каждую трещину, но в темноте даже это сделать невозможно. Включать свет ночью нельзя, если не хочешь привлечь внимание удивительно бдительных медсестер, да и к тому же до выключателя нужно еще дойти. Снова тяжелый вздох, и Майк опять поворачивается в сторону окна. Там есть хоть какое-то движение.