Звук воды затихает, а я все еще медлю. Очень плохо не знать – какое сейчас время года.
Мокрые волосы касаются моего лица, и я чувствую колючий поцелуй в угол губ.
– Привет, – говорю я и открываю глаза.
– Почему у тебя всегда такой вид, как будто ты видишь меня впервые? – спрашиваешь ты. – Кофе хочешь?
– А тебе бы больше понравилось, если бы я смотрела на тебя, как на старое надоевшее пальто?
– Нет, но не так ошарашенно, как будто ты сняла вчера какого-то мужика в баре, а он вдруг оказался настолько наглым, что решил остаться на ночь.
Я смеюсь и всерьез пытаюсь вспомнить что-то подобное, но не могу.
– Останешься дома?
– Да, наверно. Мне кажется, все самые приличные главы своей диссертации я написала в этой кровати.
– Эта кровать вообще самое приличное место во всем городе, надо почаще тебя отсюда вытаскивать. Ты улыбаешься улыбкой христианского миссионера, и мне хочется, чтобы ты поскорей ушел.
– Кстати, – останавливаю я тебя на пороге, – что делают водопады?
– Тебе это для диссертации нужно? Странный вопрос. Водопады – падают – это же очевидно.
– А ты бы стал со мной встречаться, если бы моя диссертация была про водопады? – пытаясь уколоть тебя, спрашиваю я.
– Не знаю, наверно. Ты говоришь это так легко, как будто я спросила тебя положить ли тебе сахар в кофе, а ты – «не знаю, наверно». В тишине я мысленно насыпаю в твой стакан весь сахар, который есть в доме.
– Прости, – морща лоб, говоришь ты, – ты же про другое пишешь.
– Ладно, забудь.
Я беру кружку кофе, заботливо оставленную на столе, и возвращаюсь в кровать: кофе – на стол, ноутбук – на колени, чувствую в себе силы написать хотя бы пару страниц. После трех абзацев, начинаю клевать носом. Зачем я опять начала пить таблетки, думаю, проваливаясь в сон.
***
Даже через закрытые веки вижу, что уже почти стемнело. Неужели я проспала весь день? Даже не пытаюсь нащупать ногой ноутбук – его здесь нет, я знаю. Я никогда не просыпаюсь в одном и том же месте.
Пахнет кошками, какой-то сухой травой и старостью. Одеяло тяжелое, подушки бархатистые, я трусь о них щекой. Здесь ты в безопасности, – шепчут они. Разве? Что там за окном? Ранняя весна. Ненавижу это пронзительно-голубое темнеющее небо. Да и весна была так себе. Может быть в другой день? Может еще не поздно? Но подушки трутся о меня, все больше делая мир материальным, лишая меня последней возможности представить что-нибудь другое. Я чувствую, как на ноги мне приземляется что-то тяжелое и урчит.