! А ведь ясная голова была, и глазки ясные. Хорошая бы вышла яга.
– Может, из этой хорошая выйдет, – поливая из ладоней яблони, запирая горе, вздохнула Обыда.
Избушка закряхтела, ободряя хозяйку, наддала тепла в печке: холодные на пороге зимы ночи выдались, болотистые.
Спелое яблоко, наливное, хрусткое, упало с ветки, будто в насмешку.
– Поди, и без тебя обойдусь, – буркнула Обыда, подбирая яблоко с половиц. – Поди, хоть эта вырастет, прежде чем помрёт.
* * *
Утром Обыда открыла глаза, а найдёныш сидит на лавке: свесила ноги, но не ступает на пол. Изба задремала, выхолодило горницу под утро: по половицам, по косякам пошёл ледяной узор. Девчонка скукожилась, но не пищала, не плакала – видимо, не весь вчерашний дурман вышел. Как увидела, что Обыда проснулась, – вперилась в неё громадными глазами, зелёными, как лесные озёра.
За ночь пропахла изба болотом.
– Вон корыто, умывайся. Потом сарафан поищем.
Девочка ничего не ответила. Глянула испуганно, встала коленями на лавку, выглянула за окно. Выпала крепкая роса, от леса тянуло холодом, влагой, а в избе сытно пахло берёзовым углём. Манили утренние огоньки на лугах, влекла серебряную нитку бледная луна: протяни руку – и схватишь.
– Рано тебе за огоньками. Рано пока. А когда-нибудь и можно будет. Ну, что молчишь? Немая, что ли?
Девочка помотала головой, но так и не заговорила. Обыда махнула рукой: и не таких чудес навидалась, пока искала преемницу. Кого крала, кого выхаживала, кого с са́мой границы вытаскивала по лунной смётке[9]. Ничего. Пообвыкнется – разговорится.
– Вот тебе рубаха. Вот тебе сарафан. Снимай свои лохмотья.
Девочка нахмурилась, вжалась в стену. Обыда вздохнула да бросила. Уговорами делу не поможешь, силой только хуже сделаешь.
– Не хочешь – не надо. А всё ж лучше б переоделась. В своих-то обносках где только не бегала, а земля сейчас мокрая, грязь всюду какая.
Выложила на лавку крепко выбеленный, выстиранный в семи водах с чистотелом сарафан и отвернулась, принялась накрывать на стол. Когда обернулась, увидела, что девочка всё же стянула свои одёжки, натянула чистые.
– Руки помой. Все в крови. Упала, видать, где-то или о ветки разодрала.
Девочка кое-как сполоснула в корыте руки. Поёрзав, позволила расчесать гребнем волосы. После того как Обыда вынула из них листья, окатила лавровым отваром, высушила тёплым ветром да заплела косы, волосы заблестели пшеничным золотом, солнечным звоном.