Забь, пар. – досказал за старика Василий.
Это уж из совремённых названий, а я говорю о старинных. Без особой любви к землице доброго хлебушка не вырастишь, это я тебе говорю с доподлинной верностью, а ты не сумлевайся в моих словах. Плохого я не посоветую.
А почему бы, Тимофей Захарыч, не остаться Писареву здесь – сколько бы он за эти годы успел сделать хорошего и как далеко двинул бы селекционную науку, создав новые сорта хоть той же пшеницы?
Ты-то, Василий Степаныч, не первый, кто задается таким вопросом. Спрашивали уже, дескать, спокинул нас ради столичной жизни, а мы тута майся. Василий Евграфович и не мог дале оставаться здесь, ему потребны были иной разгон, иное поле, чем наше селекционное, иной масштаб, ежели хочешь. И неправильно так думать, неверно, глупо. Такие люди, как Писарев, никогда не ищут выгоды для себя. Они завсегда идут наперед собственных выгод. А здесь он подвел под селекционное дело самые нижние венцы, достраивать же здание селекционной науки уж вам, молодым.
Помолчал, спросил:
Ты, случаем, не знашь, где он теперь?
Он в Москве, во Всесоюзном институте растениеводства, где директором Николай Иванович Вавилов. Слыхали о таком?
Нне-ет, не припомню, – засомневался старик. – Може, Виктор Евграфович сказывал, да я запамятовал.
Старик задумался, потом поднял голову – взгляд его в этот момент был устремлен куда-то далеко, а вот в прошлое или в будущее – понять было невозможно.
– Погодь, че-то припоминаю. Кажись, в 19-м годе Виктор Евграфович ездил в Москву на какой-то съезд селекционеров, где, как он потом сказывал мне, и встречался с этим Вавиловым, который передал ему семена пшанич-ки, и Виктор Евграфович показывал мне те семена.
Он покачал головой, добавил:
Надо ж, чуть не забыл, старый. Однако ж, память-то ниче у меня аще, знать не выжил с ума пасечник Зиновьев.
Прекрасная у вас память, Тимофей Захарыч, – подхвалил старика Маркин.– Так Писарев к Вавилову же и уехал в 1921 году в институт прикладной ботаники, – подсказывал.
Так-так-так. – закивал головой Зиновьев. – Теперь припоминаю доподлинно. Ну и че этот Вавилов?..
И Маркин стал рассказывать Зиновьеву о Вавилове.
– Интересный мушшина, – мотал головой, слушая. – Столь сортов собрать по миру, это тебе не фунт табаку. Это дело сурьезное и нужное для государства. Вот там и место Писареву, – заключил Тимофей Захарович.