Мы ехали через холмы Кентукки, которые становились все меньше, мимо Музея сотворения мира и «Встречи с ковчегом», пересекали округа, от которых было мало пользы для какой-либо науки. В поездке слушали «Цветы для Элджернона». Я прочитал эту книгу в одиннадцать лет. Она была одной из первых в моей библиотеке научной фантастики на две тысячи томов. Я купил ее в букинистическом магазине – дешевый покетбук с изображением жуткого лица, наполовину мышиного, наполовину человеческого. Платить за книгу из своего кармана было все равно что взламывать код взрослой жизни. Открыв «Цветы для Элджернона», я проник на другую Землю. Маленькие, легкие, портативные параллельные Вселенные оказались единственным в этой жизни, что я когда-либо коллекционировал.
Однако на научную стезю меня направил не «Элджернон», а «морские обезьяны» – артемии, разновидность рачков, – которых привезли в удивительном состоянии криптобиоза. К возрасту Робби я уже свел в таблицу свои первые наблюдения о скорости их появления на свет. Но «Элджернон» пробудил во мне зачатки научного воображения и желание экспериментировать с чем-то масштабным – например, с собственной жизнью. Я не перечитывал эту историю давным-давно, и двенадцатичасовая поездка казалась идеальным поводом, чтобы вернуться к ней вместе с Робби.
Сюжет его увлек. Он все время заставлял меня делать паузы и что-нибудь спрашивал.
– Он меняется, папа. Слышишь, как он употребляет слова, которые становятся все длиннее?
Чуть позже:
– Это правда? В смысле, такое может однажды случиться взаправду?
Я сказал ему, что все может случиться взаправду – где-нибудь, когда-нибудь. И, возможно, совершил ошибку.
К тому времени, когда мы добрались до длинной череды животноводческих ферм южной Индианы, Робби увлекся окончательно, а его комментарии свелись к радостным или насмешливым возгласам. Мы проехали несколько миль не прерываясь. Он наклонился вперед и положил руку на приборную панель, забывая даже выглядывать в окно. Новые синапсы возникали в его мозгу с той же быстротой, что и у Чарли Гордона, чей IQ взмыл до небезопасных высот. Робби поморщился, когда сослуживцы отвергли Чарли. Моральная нечистоплотность ученых-экспериментаторов Немюра и Штрауса причинила сыну такую боль, что мне пришлось напомнить ему о необходимости дышать.