Противники, а теперь товарищи по несчастью в лице бородатого хозяина харчевни, с руганью и плевками освободили помещение. Не задерживался более и я.
Улицу щедро поливали золотистые солнечные лучи, что заставило бы горожан распахнуть плащи, если бы не вернувшийся неутомимый морской ветерок, раскачивавший надо мной вывеску с блюдом и кубком. Город окончательно завертелся. Мимо бодро сновали тележки, гарцевали лошади, скользили тюки, проплывали кувшины. Я вновь заслышал колокол с башни и выяснил, что сожёг не меньше свечи с Конаном и Аифом. Таким образом, я уже порядком опаздывал в главное городское здание, но откладывать утешение обкраденного был не вправе.
Дом травника обнаруживал себя сразу. Эта основательная каменная постройка в три яруса, наверняка скрывавшая под собой и обширный погреб, оставляла не у дел неказистые дощатые жилища скорняков и портных на одноименных улицах, обнаруживая благоприятное состояние дел хозяина. Едва я направился к роскошному строению, из-за угла вынырнул высокий худощавый светловолосый господин, видом напоминавший лекаря. Господин промелькнул передо мной короткой вспышкой и растворился за приоткрытой дверью. Бесшумно переступив порог вслед за ним, я обнаружил перед собой просторную полутемную комнату, заполненную душным пряным запахом. Стены помещения, как и положено, были усеяны полками со всевозможными ларями, баночками и сосудами из фаянса, фарфора, керамики и стекла. На полу под полками располагались сложенные друг на друга жбаны и бочонки, а стол травника загромождали колбы с несколькими порошками и брошенная меж ними каменная ступа. По всей видимости, травник и высокий господин удалились наверх по срочному делу, и этот мой несложный вывод в скором времени подтвердило шуршание над лестницей, расположившейся справа от стола. Мне оставалось смиренно ждать хозяина, не представляя, сколько может продлиться беседа наверху, или же подняться и заявить о себе. Терпеливо стоять на месте, в то время как можешь действовать, – это всегда было для меня испытанием испытаний, и тем утром я провалил его, не раздумывая. Однако же, едва я очутился на втором ярусе, мои уши отчетливо различили слово «чтец». Я застыл, но тут же понял, что ко мне не обращались. Мной овладело новое искушение. Никто не видел меня внизу в лавке, а ступеньки я преодолел бесшумно (благо добротные половицы травниковой лестницы и не подумали скрипнуть), следовательно, мое присутствие все еще оставалось неведомым для обитателей, поэтому я предпочел до поры до времени схорониться в углу между проемом лестницы и проемом открытой двери, до которого оставалось два локтя. Я вряд ли пошел бы на такой неблаговидный и дурной поступок, как подслушивание, но, будучи знакомым с Кимром и его людьми, знал, что слово «чтец» не произносится в этой стране просто так, а когда вдобавок чтецом являешься ты сам, не стоит нестись без оглядки, если на каждом шагу рискуешь угодить в силок.