– Что-то мне уже не нравится, куда ты клонишь, – нахмурил брови он.
– Яр, не перебивай меня, пожалуйста, и так речь с трудом дается. Второе. Я собрала вещи и после завтрака намерена уехать.
– Какая муха тебя укусила? Что за хрень ты несешь? – подскочил Койдан, как пушинку, развернул к себе стул, на котором я сидела, и пронзил меня бешеным взглядом.
– Мне некомфортно находиться в полной от тебя зависимости, как моральной, так и материальной. Посуди сам, у меня нет права выбора, я ничего в своей жизни не решаю. Даже медики, которые меня навещают, бегут согласовывать расписание процедур не ко мне, а к тебе. А я боюсь слово вставить, потому что не принято дареному коню в зубы заглядывать. Еще я не понимаю свой статус в этом доме: то ли я нахлебница, то ли твоя девушка, то ли просто обуза, которая надоела и от нее мечтают избавиться, да совесть не позволяет. – Голос предательски задрожал из-за колючего комка в горле, и я замолчала.
Койдан, не моргая, внимательно выслушал мою тираду и, ухватив за плечи, заставил встать.
– Ника, не в моем характере терпеть рядом с собой неугодного человека. Будь ты мне не нужна, вручил бы круглую сумму и попросил на выход. В этом доме у тебя положение хо-зяй-ки. – Последнее слово он выделил, громко отчеканив по слогам. – А то, что контролирую всех и вся… Извини. Это у меня в крови. Я никогда не изменюсь. Раньше ты не жаловалась, и сейчас привыкай. И даже не сомневайся: я испытываю к тебе глубокие серьезные чувства.
– Да-а? – Это его заявление взорвало мой внутренний мир. – А можно задать вопрос? Оно сильнее или слабее того, что ты чувствуешь по отношению к Ладе?
Ярослав на долю секунды замер, а потом ударил себя ладонью по лбу и самым возмутительным образом расхохотался.
– Вот, значит, откуда у этой истерики ноги растут, – самодовольно пропел Койдан. Я прямо видела, как он вешал на меня бирку с надписью «Ревнивица». – Ты из-за танца мне тут головомойку устраиваешь? Теперь все встало на свои места, а я голову сломал, из-за чего тихая, спокойная Ника бунт затеяла, – хохотнул Яр и, наклонившись к моему уху, шепнул: – Одной из версий были «женские дни».
Я всю ночь промаялась, перед этим ревела, как белуга, а он шутить изволит?
– Рада, что позабавила, – обиженно буркнула я и сообщила: – К одиннадцати часам съеду.