– Это не хорошо. Люди не любят, когда их кусают. Нам придется уйти отсюда.
– Согласен, это не хорошо, – ответил Аттикус. – Но почему мы должны уходить? Они будут искать этих двоих. Сукам надо исчезнуть из поля зрения. Это большая нанесла урон. Они придут за ней, но не за нами.
– Я не согласен, но и не не согласен, – произнес Мэжнун.
Теперь собакам пришлось быть осторожнее. Белла и Афина искали еду в Хай-парке и держались поближе к поляне, стараясь не появляться на берегу озера. Афина забиралась Белле на спину только вечерами, под покровом сумерек. В течение дня остальные псы передвигались небольшими группами, не больше двух-трех собак, чтобы привлекать как можно меньше внимания.
Эти меры предосторожности были приняты из-за людей. Не то чтобы люди очень опасны – они непредсказуемы. В то время как один похлопывает тебя по спине или почесывает бороду, другой, на первый взгляд ничем от него не отличающийся, может ударить тебя, закидать камнями или даже убить. В общем, лучше всего людей избегать. Но вопреки опасениям, худшие стычки у псов случались не с людьми, а с другими собаками. Независимо от того, насколько вежливой и миролюбивой была стая, некоторые сородичи атаковали их сразу, без предупреждения, рыча и оскалив зубы.
– Они думают, мы слабые, – сказал Аттикус.
Но все было не так просто. Агрессию собак питал страх. Они боялись не только больших собак – Беллу или Аттикуса, Фрика или Фрака. Их пугали даже Дуги, Бенджи, Бобби и Афина, ни один из которых не мог внушать опасения ни одному существу нормального размера. Если собаки не бросались на них, то внезапно становились покорными, что тоже вызывало удивление. Маленьким собакам казалось, будто их принимали за куда бо́льшие и свирепые версии самих себя.
Двенадцать псов по-разному реагировали на изменения в статусе. Аттикус находил это положение невыносимым. Было болезненно ощущать себя обычной собакой в мире, где твои же сородичи тебя чурались. Для Аттикуса все прежние удовольствия – нюхать анус, тыкаться носом в гениталии друзей, взбираться на собак статусом ниже – теперь стали отравлены этим уродливым чувством самосознания. В этом он, Мэжнун, Принц и Рози были схожи.
Они четверо оказались склонными к вдумчивости, которую все, за исключением Принца и отчасти Мэжнуна, променяли бы на возможность вновь слиться со своим видом. Принц был единственным, кто полностью принял изменения. Для него это стало открытием нового видения, угла зрения, который делал все, что он знал прежде, странным и прекрасным.