– Скажите и услышите мой ответ.
Седовласый придворный, наклонившись, что-то яростно зашептал на ухо королю, но тот лишь пренебрежительно махнул рукой, продолжая смотреть на Эйнара и своих прихвостней.
– Таким поведением вы ставите под сомнение честь Алеонте, поэтому я вызываю вас на поединок. Немедленно.
Танцы все продолжались, и лишь группа рядом с королем жадно слушала разговор, не обращая внимания на музыку, на кружащихся в танце. Альдо легко мог остановить пререкания. Альдо не хотел.
– Воля ваша, сен Фьела.
Эйнар снял с пояса кнут. Взгляды толпы были прикованы к его руке, они следили, как он берется за гладкую рукоять, как кожаный ремень падает на землю и сразу взвивается вверх. Послышался глухой звук упавшего револьвера. Эйнар снова взметнул бич и в следующую секунду уже подтаскивал к себе упирающегося Ремона. Резким движением он заставил Тью упасть и притянул плеть назад.
Смотрящие закричали так, словно тот уже лежал мертвым, но что у Ремона был револьвер, что это не поединок один на один с двумя секундантами, никто не обратил внимания. Вся честь аристократов осталась где-то там, далеко, и криками, яростно скривленными лицами они напоминали деревенских мужиков, смотрящих на петушиный бой во дворе.
Ользо бросился на Эйнара, подняв руку с кнутом, но плеть того мелькнула в воздухе раньше и, сделав сухой щелчок, обвила ноги аристократа. Еще один удар – Чикрос согнулся, схватившись за живот.
Ремон и появившийся Дано кинулись на Эйнара и сбили с ног. Ремон выкрутил ему запястья, заставляя бросить кнут. Навалившись сверху, Дано огромной ладонью сжал горло, и Эйнар так явственно ощутил запах пота и тяжелый кислый аромат вина.
Уперевшись спиной в землю, он вытолкнулся и ударил Дано в солнечное сплетение. Мужчина, сжавшись, согнулся на боку. Эйнар изогнулся и кулаком ударил Ремона в челюсть, а затем вскочил, схватив кнут.
На секунду он навис над троицей: Ользо со скорбным лицом жался в стороне, Дано поднялся на колени, а Ремон сидел на траве, держась за челюсть – и спросил:
– Что вы сказали про мою паству?
Каждое слово сопровождалось ударом кнута – по каждому из аристократов, друг за другом. Эйнар понизил голос, чтобы смотревшие не слышали:
– Город сам себе хозяин и не даст втравить себя в чужую войну, – он зашагал к выходу мимо рядов карет и редких паромобилей, слуг и кучеров, спиной чувствуя взгляды каждого гостя.