Лавр стиснул зубы. Он знал, что рано или поздно это случится и догадывался о причине вызова в кадровый аппарат.
– К моему рапорту было приложено ходатайство начальника краевого розыска, согласованное с начальником НКВД. Неужели этого оказалось недостаточно?
– Как видите, – кадровик развёл руками. – Помимо ходатайства, к пакету документов приобщался выписной эпикриз по последней госпитализации. Врачи категорически возражают, а против медицины мы бессильны.
– А без эпикриза нельзя было направить? – обречённо спросил он, понимая всю наивность своего вопроса.
– Существует утвержденный перечень документов, обязательный к представлению в кадровую службу, и обойти его мы никак не можем. В противном случае направят назад, – и, участливо улыбнувшись, добавил: – Лавр Павлович, рано или поздно мы все выйдем в отставку, даже товарищ Берия. Вы можете по праву гордиться своей службой.
– Спасибо! – Лавр встал. – С вашего позволения я зайду к начальнику розыска?
– Ваше право, не смею препятствовать. Только, пожалуйста, не забудьте заглянуть в 12-й кабинет, – капитан встал и протянул руку, давая понять, что разговор окончен.
***
– Лавр! Загляни в паспорт! Тебе 58 лет, у тебя три ранения! – Федотов>11 протянул ему стакан чая.
– Пять, – со вздохом поправил его Лавр, – два ещё с империалистической.
– Тем более! Ты знаешь, как мы за тебя боролись? Шулишов>12 согласовал моё ходатайство не читая!
– Надо было медицину подработать, – огорчённо сказал Ермаков. – А как же мне в 37-м подписали с этими ранениями?
Федотов пристально взглянул на него:
– А ты не знаешь?
– Нет, – недоуменно ответил Лавр. – Думал, что всё по закону.
– По закону, – хмыкнул Никифор Максимович. – Тебе просто повезло! Твои документы попали на стол к Агранову, который, оказывается, помнит тебя ещё с 1920 года, когда ты отличился вовремя Улагаевского десанта. Заключения врачей он даже не стал читать, а сказал: «Этот человек должен работать, пока чувствует в себе силы».
Он помолчал, размешивая сахар, и, слегка понизив голос, добавил:
– Я вообще удивляюсь, как ты чистку пережил.
Лавр обескураженно молчал, в череде событий он уже подзабыл те далёкие годы и, поставив стакан, тихо, с плохо скрываемой тоской, спросил:
– Так теперь что, в 12-й кабинет?
– Да, – твёрдо сказал Никифор Максимович. – И имей в виду, на пенсии жизнь не кончается. Месяц-другой отдохни, к сыну с супругой съезди, а потом ко мне. Есть насчёт тебя мысли. Если рассчитываешь, что будешь спокойно рыбу ловить, то ошибаешься.