Я нахожу свитер Маттео, который мы покупали в Осло. Там было холодно, и мы постоянно мёрзли от макушки до пальцев ног, кутаясь крепче в шарфы и надевая внушительных размеров перчатки. Там подавали вкусное тушеное мясо и хорошее пиво.
Свитер в затяжках, темно-коричневого цвета, большой и колючий, всё еще хранил часть тепла человека, которого больше не было. Он часто носил его дома, когда отопление отключали в положенное время, а холода задерживались в Питере ещё на пару месяцев, терроризируя жителей города. Заморозки покидали вторую столицу нехотя и медленно, не торопясь, заставляя мёрзнуть утром и злиться по этой же причине вечерами. Маттео грел меня горячим кофе поутру и сливовым вином ночью. Мы часто проливали его на колени, не в силах насытиться друг другом, и в порыве ярости выплескивали на поверхность стола. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что, знай я все заранее, мы бы не тратили отведённое нам время на разногласия.
Почему судьба подарила нам так мало возможностей? Когда его не стало, я думала, что мне хочется лечь рядом, подобно тому, как в средневековье жены обретали покой вместе со своими супругами, преклоняясь родной земле. Сейчас не то чтобы стало легче, но из острой боль стала хронической. Не раздирала изнутри, а просто ныла на погоду, потому что в моем мире начались бесконечные дожди.
Я стала не любить просыпаться по утрам. В квартире ещё холоднее и тёплые цвета в интерьере больше не способны были компенсировать погоду за окном. Я где-то вычитала, что желтый поднимает настроение. Поэтому покупаю у приветливого старика с большими руками, испачканными чёрным, банку краски самого яркого цвета, который кто-то заумно назвал «лимонный щербет». Он делает мне скидку, надеясь развеселить, и шутит о том, что я напоминаю ему какую-то актрису, имя которой вспомнить он не может из-за своих провалов в памяти.
Возвращаясь домой, я откупориваю бутылку малиновой газировки, от которой неприятно покалывает в носу, и выкрашиваю стены в цвет лимонной корки, свежей и сочной. На фоне мягких оттенков нашей спальни желтый несуразным пястном разливается в комнате, выглядя, подобно порталу в новую жизнь, где нет боли и все спокойно, но суть в том, что, сколько бы ты не бился об камень, ничего, кроме ушибов, не обретёшь. Поэтому что-то новое сейчас недосягаемо для меня: оно есть где-то, ты видишь его и смиряешься, не имея возможности коснуться.