Еще маленькая станция – Сомма Кампания. Ее проскочили не останавливаясь. Потом миновали Кастельново-ди-Верона, Пескьера-дель-Гарда, Десендзано, донато…
– Я не смогу задержаться в Лозанне, как собирался, мне надо поспеть к женевскому самолету, а этот поезд приходит тютелька в тютельку…
Ага! В первый раз неизвестный заговорил о себе. Но все же он не объяснил, почему выбрал такой неудобный поезд, который останавливался на всех остановках, и почему путешествовал без багажа. И вообще непонятно, почему он едет из Белграда или Триеста поездом – ведь оттуда до Женевы столько прямых самолетов.
– Вы работаете на крупном предприятии?
Его спутник снова начал расспрашивать.
– Да, как теперь говорят, на перспективном. Оно возникло из скобяной лавки в Нейи, потом переросло в мастерскую в Нантере, а сейчас у нас фабрика между Дрё и Шартром, и вторая строится в Финистере.
Брешиа. Много пассажиров вышло, вдвое больше вошло. Давка в коридорах увеличилась. Когда приехали в Милан, рубашка у Кальмара была мокрой, хоть выжимай.
– Наверное, я успею… – начал он.
– Не советую выходить из вагона – его сейчас отцепят и присоединят к другому составу.
В самом деле, едва Кальмар успел купить через окно сэндвич и бутылку пива, как крохотный паровозик вывез их вагон с вокзала и оставил на самом солнцепеке, среди расходившихся во все стороны железнодорожных путей.
– Нас скоро снова подвезут к вокзалу.
– Вам приходилось бывать тут?
– Да. Я знаю почти все маршруты на этой линии. В Милане сядут наши попутчики. – Он показал на таблички над свободными местами. – Двое едут в Лозанну, третий – в Геную, четвертый – до Сиона.
Он ни разу не поднялся с места, ни разу не вышел в туалет. Помимо них в вагоне теперь почти никого не было. Остались лишь две американки в соседнем купе, да в последнем купе спал какой-то толстяк. В коридоре уже никто не стоял. Встревоженные американки решили, видимо, что про них забыли, и с несчастным видом поглядывали на железнодорожные пути и далекий вокзал. Жара усилилась.
– Из Лозанны вы, наверное, поедете парижским поездом, который уходит в двадцать тридцать семь?
Опять он угадал совершенно точно. Прямо не человек, а всеведущий Господь Бог.
– Мы прибываем в Лозанну в семнадцать ноль пять. Смею ли я просить вас об одном одолжении? Если только у вас найдется время.