По сцене маршировали мальчики в чёрных трусах и белых майках, в руке каждый держал оструганную палку, и мне было ясно, что это шашки, а сами мальчишки – героические красные конники. Ребята очень старались и сильно топали ботинками по гулкому настилу. Их волнение передавалось мне, я всё сильнее сжимала тёткину руку, она наклонилась ко мне и спросила, всё ли в порядке.
Мой подъём достиг предела, когда мальчики запели знакомую мне песню:
«Мы красные кавалеристы и та-та,
Та-та-тата-тата-тата-та-та…»
Кроме первых слов, остальные были непонятными, зато мелодия уносила в даль, в степь вместе с героями-кавалеристами. Всю свою жизнь, сколько бы раз я ни слышала эту популярную песню, я так и не могла разобрать её слов.
Допев песню, ребята стали строить пирамиду, одни вставали на одно колено, а другие, те, что помельче, карабкались к ним на колени и на плечи. На белых майках и на коже ребят чернели следы от резиновых подошв. Слышно было, как мальчишки пыхтели, у них сползали трусы, торчали и выворачивались худенькие лопатки, не всегда получалось соединить руки, но всё равно они были молодцы, и им дружно и долго хлопали, пока они маршировали и спускались вниз, громко топая ботинками.
Дяденька заиграл другую музыку, и на сцену вышли девочки. Пирамиду они не делали, но очень хорошо спели красивую и тоже знакомую мне песню. В ней были такие слова:
«Смело мы в бой пойдём
За власть Советов!
И как один умрём
В борьбе за это!»
Эти последние торжественные слова девочки спели громко, даже как-то грозно, отчего по спине побежал холодок. Девочки шли в бой, в руках у них были тоже палки, но побольше, чем у мальчишек. Опять было совершенно ясно, что это вовсе никакие не палки, а боевые винтовки. Становилось очень грустно при мысли, что такие славные и смелые девочки все как одна «умрут в борьбе за это».
Под аплодисменты девочки, тоже стуча ботинками, промаршировали с помоста, и тут рядом возникла главная комсомолка с помощниками. Они стали выводить по одному и ставить на табурет ребят из тех, что толпились вокруг.
Ребята, прижав руки вдоль туловища, звонкими голосами говорили стихи, и все им хлопали. Всё ещё находясь в восторженном состоянии духа от представления, я крутилась, подпрыгивала и тянула тётю к табуретке, мне тоже очень хотелось, стоя на ней, рассказать все стихи, которые я помнила.