– А ты кому нужна? Девятнадцатый пошел, а женихов не видать?
В голос заверещали Галина с матерью, жарко и гневно.
С тех пор пошел в селе разлад из-за цыганки.
Вот стоят у ворот сударушки, разговоры ведут. Проходят Соломония с Софьей – замолкают, изображая слащавые улыбки, здороваются, кивают. И тут же начинается горячее обсуждение недостатков ее семьи. В особенности возмущает то, что Гавриил дружит с господином губернатором, ну, и главная тема – цыганята.
– Вот увидите, наведет беду цыганка! Видали, как глазищами-то зыркает? А давеча мимо моей избы шла, платком махнула! Не иначе, пожар наводит!
– Да что ты, не может такого…
– А как же? Чего ж она, зря платком-то машет?
– Вот у Кошкиных козел-то сдох – ее работа, колдовки!
– Что ты, Дарья, Кошкины на другом конце села живут, она и не бывала там!
– Грех, соседка, девчонка трех зим здесь у нас не живет, что, раньше разве скотина не падала?
– Ну-у, не знаю, не знаю… – тянет недовольно соседка.
– Матушка, – шепчет Софья, не оглядываясь, – они руками на нас машут!
– Да и пусть машут, – отвечает Соломония. – А ты откуда знаешь? Глаза, что ли, у тебя на затылке?
– Ой! Плюнула нам вслед! Ой, и другая! – Голос тоненький, дрожащий, плачущий.
– Ничего, дочка! Придем домой с тобой, водички нашепчем, окропимся! Ничего нас не возьмет!
Софья помогала священнику в храме, пела в церковном хоре, подрастая и становясь понемногу все более набожной, однако легко сочетая религиозный пыл с ворожбой и гаданиями, молитвы – с цыганскими заговорами, которым ее никто не учил, они сами всплывали в памяти в нужном случае.
Как-то на пасхальной седмице вбежала в избу Соломония, радостная, раскрасневшаяся, с порога закричала:
– Софьюшка! Авдейка на именины тебя звать прислал! В город с отцом поедешь!
Софья растерянно остановилась посреди избы, выронив из рук ухват… Потом бросилась к Соломонии:
– Матушка! Не поеду без тебя, боюсь!
– Ну-ну, Софьюшка, ничего! Понравится! Весело будет!
На Софью надели самую нарядную юбку, синюю в розовых мальвах, с кружевом по подолу, шелковый платок с кистями, туфельки из мягкой кожи с лаковыми бантиками, в косы вплели алые ленты.
Серые кони, запряженные парой, бежали весело и резво. Гавриил сам держал вожжи, а Софья сидела позади на мягкой бархатной подушке. И всю дорогу ее мучило предчувствие несчастья.