Не простится-не забудется постылому обиталищу ни одна горькая минута, даже в те дни, когда затрепещут боязливые огоньки счастья. Нет уж, предать анафеме! Ныне и присно и во веки веков.
Вскоре ты осознаешь, что который год ходишь по пепелищу, не замечая разрухи. И вовсе не город в руинах – твоя собственная семья. В квартире пахнет заплесневелым хлебом, грязными носками и ненавистью. Селевым потоком несутся проклятья и произносятся слова, которые раньше не говорили «при ребенке». Мама выводит зычное «Ра-а-звод!», как заправский шпрехшталмейстер: торжественно и очень по-цирковому. Раскатисто выпеваются гласные; гибельное слово улетает под купол. Очень похоже на циркового объявляльщика: а сейча-а-ас – смерте-е-е-льный номер!
Папа шепчет:
– Алевтина, не дурись! Ты прекрасно знаешь: я тут обретаюсь только ради дочки.
Вот оно. Лучше бы тебя не было. Натыкаешься на стены, не глядя снимаешь с вешалки чье-то пальто и тихо выскальзываешь из квартиры. Зассанная лестница, восемь пролетов, зажать нос на первом этаже – алкаши день и ночь варят требуху – рвотные позывы, бегом на улицу! Не слышишь материнского окрика, приветствия старухи Никифоровны, которая дремала у раскрытого окна и вот встрепенулась. Ты оглохла.
Слоняешься по двору, ощупывая чахлые кустики сирени и хрупкие саженцы липы. На озеленение вы с соседями угробили три субботы. Перед домом раскинулось огромное поле, мальчишки гоняют мяч. У подъездов прыгают в резиночку знакомые девчонки, на лавочках расселись пожилые соседки. Можно присоединиться к любой компании, но ты бродишь в немом одиночестве. Зайти в соседний подъезд к Ирке Шевчук, твоей лучшей подружке? Нет, – качаешь головой, прижимая руки к пылающему лицу. Ирина семья – образцово-показательная: турпоходы с байдарками-палатками, лыжи, щедрые застолья с песнями и гоготом.
Вспоминаешь, когда последний раз веселилась. Давно… Веселый студеный вечер, семейная охота в поисках съестного. Вы обходите с мамой и папой все продуктовые. Крепко держитесь за руки – под снегом чернеет лед. В магазинах – консервированная морская капуста да пузатые банки с березовым соком, но вам очень смешно. Беспощадный сорокаградусный мороз лезет за шиворот и царапает щеки, приходится перебегать из одного магазина в другой. Все трое беспредельно счастливы. Три двадцать пять мелочью болтаются в папином кармане. Пятницкая пустынна и темна, и в звездное небо долетают осколки вашего последнего в жизни безмятежного хохота.