Мне вспомнилось продолжение анекдота об интуристе и его русских собутыльниках, втянувших бедолагу в утреннюю похмелку, продолжавшуюся до поздней ночи. На утро после той похмелки он почувствовал себя настолько хуже, чем предыдущим утром, что возопил:
«Лучше бы я умер позавчера!!»
Чудовище приблизилось ко мне, распахнуло свою огромную пасть, и я забыл обо всём, что знал и помнил когда-то.
*
Я очнулся от резких криков. Это красно-жёлто-сине-зелёный попугай, подаренный мне накануне моим старым другом, штурманом дальнего плавания, сердито митинговал в своей клетке.
Ведь было же в стародавние времена
поверье, что старые вещи превращаются
в злых оборотней.
Алла Рябинина Статья «Вещи-оборотни»
Пурга заметала дорогу, снижала видимость. Старенький «Москвич» противно чихнул и «сдох».
«Вот и славненько. С благополучным приездом меня в гости к чёртовой бабушке», – досадливо сплюнул Родионович. – «Чинить эту рухлядь в пургу, да ещё и с наступлением ночи – только бесов смешить. Придётся дожидаться утра и хорошей погоды».
Родионович знал наперечёт все болячки своего автодоходяги и понимал, что ремонт будет нудным и долгим. Холод начал заполнять салон автомобиля. Он растекался по полу, поднимался всё выше и выше, подобно ледяной забортной воде, хлынувшей через пробоину в трюмы.
«В машине я до утра околею. Хорошо, что я недалеко ещё отъехал от вымирающей деревеньки с каким-то глупым, незапоминающимся названием», – Родионович вынул ключ из катушки зажигания, проверил, хорошо ли заперты изнутри замки передней пассажирской и обеих задних дверей и покинул выстуженную машину, превратившуюся в ледник.
На полпути к деревне Родионович с нарастающей тревожностью попытался припомнить, запер ли он водительскую дверь, но это привычное действие, продиктованное мышечной памятью, прошло мимо зон повышенной внимательности и не поддавалось воспоминанию. О том, чтобы идти назад ради проверки этого на месте и мыслей быть не могло: Родионовича охватил такой сильный внутренний озноб, что оставаться лишнюю минуту на холоде становилось опасно для жизни.
Ветер обжигал Родионовичу лицо роем колючих снежинок, толкал его в грудь, просачивался сквозь одежду, выхолаживал кости и внутренности. Сознание то покидало Родионовича, ускользая от него в пустоту, то возвращалось, надрываясь в борьбе инстинкта самосохранения с усталостью. В минуты душевной слабости ему хотелось упасть на спину и уснуть вечным сном, но бойцовский характер тут же с гневом отметал такие мысли и заставлял продолжать трудный путь.