– Ээээ, ну да…, кажется, знаю, – ответил Всеслав, не понимая, к чему тот клонит.
– Отними у меня перо – и я мертв. Что? Ты не веришь мне и смеешься?! Клянусь, что это так! – он помолчал. – Но ты, конечно, знаешь, любезный, что холмогорские казармы плохое место для искусства. Много в них комнат и помещений, но поэту жить в них негде. Поэт – это вечный скиталец, беглец, мальчик для битья, объект насмешек…
– Кто ж над тобой насмехается?
Перемысл укоризненно взглянул на него:
– Казарменное сословие я разделяю на две части: на поэтов и посредственностей. Первые пишут, а вторые зеленеют от зависти и строят разные пакости первым. Я умер, умираю и буду умирать от завистников, – он поднял руку, останавливая Всеслава, который собирался перебить его тираду, – Поэтому, – продолжал он повысив голос, – я, так и быть, и поеду с тобой в Ирейскую землю. Не то сживут меня со свету недоброжелатели, и талант мой взлелеянный и доморощенный безвременно увянет…
Всеслав радостно поглядел на него и хотел от избытка чувств обнять друга, но Перемысл поднял вверх палец и Всеслав замер, глядя на него во все глаза:
– Однако же, с одним условием, – проговорил поэт.
– С каким?
– Я гусли с собой возьму.
– Экий хитрец. Заливает про муз и беззаветное служение, а сам торгуется! Ну, хорошо, брат, раз тебе без них никак, бери.
Перемысл удовлетворенно улыбнулся.
– И в свободное время, на привалах, буду играть на них и петь песни.
– Это что ж, второе условие? А ты сказал одно! Ну, будь по-твоему, я сегодня добрый. Только того, ты на музыку не сильно налегай. Порученная нам служба – тайная, лишнего внимания, сказано, не привлекать. В общем, петь – пой, но так, чтоб не слышно тебя было.
Перемысл кивнул. Он прекрасно понимал, что государственное дело требует соблюдать особые предосторожности, поэтому пообещал играть на гуслях тайком и втихомолку. «Небось получится – думал он про себя, – не зря я второй год музыкой упражняюсь, спою и беззвучно, как велено».
Уговорились встретиться в шесть часов на городской заставе.
***
Игравшие на лужайке возле одного из бараков казачки рассказали Всеславу, что Горыня и Дубыня сегодня дежурные в трапезной, а значит там они – начищают столы и расставляют тарелки, либо кашеварят в кухне. Оставался час до ужина, и в воздухе витали дразнящие ароматы жареного лука и свежеиспеченного хлеба. В казарменном хлеву мычали коровы, требуя, чтобы их подоили.