Наконец, мы начали замедляться, свернули на обочину и остановились. Конь тут же опустил голову и принялся пощипывать жухлую, в придорожной пыли, траву, а я, потеряв последнюю опору в виде гривы, схватилась за мужчину. Он отнюдь не возражал. Только слегка отодвинулся, чтобы меня рассмотреть. Я тоже вовсю на него таращилась – не потому что очень хотелось, просто глазные яблоки парализовало точно так же, как совсем недавно ноги на шоссе, и даже под страхом смерти не получилось бы сейчас моргнуть.
Вблизи незнакомец оказался ещё моложе, чем показалось вначале, и, надо признать, не лишенным привлекательности. В дополнение к пепельно-русым волосам глаза у него были лучисто-серыми, как подтаявший горный снег. Картину довершали прямой, с тонкими крыльями, нос, скульптурные скулы и плотно, но не сурово сжатые губы – нижняя чуть полнее верхней, а складки в углах рта говорили о том, что улыбаться он тоже умеет. Он перестал щуриться, и возле глаз стали видны незагоревшие ниточки кожи. Лунные блики благоговейно гладили широкий разворот плеч и каждую мышцу его подтянутого тренированного тела, а в придерживающей меня руке чувствовалась недюжинная сила. Опасность и обаяние окружали его почти осязаемым коконом. Все эти детали механически впитались в меня, минуя сознание, по-прежнему пребывающее в коме.
Мужчина, в свою очередь, тоже присматривался ко мне: обежал глазами сбившуюся одежду, с любопытством и легкой опаской покосился на продолжающий горланить мобильник, задержался на торчащих во все стороны кудряшках и чуть заметно кивнул, словно уяснил для себя некий вопрос. Потом закинул в рот последний шмат блинчика, звучно облизал каждый палец и поинтересовался густым мелодичным голосом:
– Хочешь о чем-то спросить, ведьма?
Язык шевельнулся, оттаивая.
– Да, – пролепетала я, облизнув пересохшие губы. – Почему вы голый? Ну, не считая ленточки в волосах…
И неожиданно для себя громко завизжала.
Мой вопрос поставил незнакомца в тупик. Он словно впервые заметил, что на нем ни единой нитки, и чуть нахмурился.
– Сие мне неведомо… Покорнейше прошу простить, если мое тело оскорбляет твой взор.
Оскорбляет?! Неужто на свете найдется хоть одна безумная, которую оскорбит это анатомическое совершенство, прижимающееся горячим бедром? Но смущает – да. Я старалась не опускать взгляд ниже его шеи, но некстати отяжелевшие глаза то и дело норовили нырнуть не туда.