Женщина обвела взглядом пространство своего жилища и наткнулась глазами на притихшую в углу у телевизора младшую дочь, Юлю. Осеклась, засопела. Продолжила, только уже сбавив тон:
– Дом наш, говорю, Олеська, тебе отойдет! Тебе и Юльке! Вы ж сёстры, делить вам нечего, дом большой, всем места хватит! Если надо, то пристрой сделаете, места вон во дворе навалом! А и сам дом – на века построен!
В кухне брякнула посуда и оттуда в комнату торопливо выбежал Кирьян. Это средний сын Фаины, двадцатичетырехгодовалый мужчина. Бритая голова, на квадратном лбу – махонькая чёлочка. Новая спортивка с тремя полосками.
– А мне чего достанется? Уже без меня наследство делите? Здорово, зашибись! – в сердцах воскликнул он.
Фаина, Олеська и Юля, уставились на Кирю.
– Ты тут чтоль? – удивилась мать, Фаина. – Как так? Я ж вроде бы недавно дверь на крючок закрыла, чтоб чужие не шастали.
– Туточки я. А что, уже и права не имею к себе домой прийти? – возмутился Кирьян.
Фаина промолчала. Она принялась что-то мысленно обмозговывать, глядя на сына и двух дочерей.
Всех троих своих детей Фаина любит одинаково сильно, но в то же время, особенными «любовями».
Олеська – ее первенец, ее долгожданное дитя. Кирьяша – единственный сын. Ну и Юля – поскрёбыш, младшенькая. Самую маленькую как не любить?
Всех троих Фая любит, всех. И мечтает только об одном: чтобы все трое по жизни крепко друг за друга держались и жили дружно, рядышком.
– Ерунды не мели, Кирюш, – строго молвила Фая. – Твой это дом, твой, никто тебя обделять не собирается. Только ты дома почаще бывай.
Тут Олеська психанула. Нервы сдали. Плечом капризно дернула, из глаз слезы брызнули:
– Хватит, мама, всем нам голову морочить! У меня есть мой капитал, это я его получила, ну отдай его мне! Почему ты им распоряжаешься, ведь никакого отношения к нему не имеешь? Я хочу, значит, я куплю дом и сделаю это сама! В конце концов, капитал дали мне, за то, что я детей родила!
Фаина закачала головой, зацокала языком:
– Ты посмотри, как мы заговорили! На капитал твой я прав имею поболее твоего! С детьми твоими, тебе кто помогал? Папки их, или может быть, другие бабушки, дедушки твоих детей?
Из-за печки шустро выскочил Лексей, бросился защищать старшую дочь:
– Не обижай дочку, что ты за женщина такая невозможная?
Олеська только рукой в бессильной ярости махнула: